Чтоб стало лучше - [2]

— Вы что — одновременно и в прошлом, и в настоящем, и в будущем? — такого я был не в силах переварить. Называется, выбрал тему.

— О да! Ты понять-понимать. Действительно разумный.

Так, вроде налаживается контакт. Можно и о более насущно-интересном поговорить.

— Не знаешь, что случилось на корабле? Почему аварийную эвакуацию объявили?

— Знать. Я ломать-сломать важный деталь корабль.

— Зачем?! — возмутился я. Подумав, добавил: — И какую?

— Всем быть хорошо — плохо совсем. Всем плохо быть — хорошо всем. Долго быть хорошо — большой плохо потом. Ёлы-палы.

Я закашлялся. Понимать составляемые Дульцинеей фразы и смысл, вкладываемый в них, я уже научился. Но «ёлы-палы» окончательно доконали меня.

— И кому теперь хорошо?

— Всем хорошо. Им хорошо. Нам — хорошее всех.

— По-моему, в корабле было комфортнее, — попробовал я пошутить.

— Взрывать-распылять — супер комфорт. Я запомнить.

Это она что — шутит?? Может, у нее чувство юмора такое? Черное?

Я, вообще, человек мягкий, незлобивый. Но если меня доводят — то им же потом и хуже. Еще немного, и аудиторша меня точно доведет. Пусть потом сама на себя пеняет.

Разумный человек отличается от неразумного тем, что при неизменных внешних параметрах ему становится скучно. И чем человек умнее, тем быстрее наступает скука. Пяти минут не прошло, как Дульцинея, уверившись в моих потрясающих умственных способностях, решила обучить меня своему языку. Со скуки, должно быть.

Оказалось, что мимика у них напрочь отсутствует, потому как лица в нашем понимании нет. Все эти улыбки, смех, недовольство, раздражение обозначаются ими определенными обязательными жестами. И этим жестам их младенцев учат перво-наперво.

Я вполне подходил на роль такого младенца, потому как даже агукать по-ихнему не умел. Ох, как она за меня взялась! Сразу видно — настырная баба.

Два жеста я выучил сразу. За два часа. Потом я потребовал перерыв на обед. Дульцинея согласилась, но и во время еды не прекратила своих наставлений. Мне даже пищевой белок стал нравиться, лишь бы подольше не возобновлять урок.

Она угомонилась только под вечер. Сама устала, видно. А я как стоял, так и рухнул в кресло. Уснуть, забыться и лишь бы без снов.

Спать было жестко. Странно, что противоперегрузочное кресло вдруг стало таким. Точно. Не стало.

Кресла не стало. Отсутствовало оно. Больше того. Всё оборудование, выкорчеванное Дульцинеей из стен, отсутствовало напрочь.

— А-а-а-а… где всё? — спросил я ошарашенно.

— Я замедлить наш ход. Кидать-бросать. Вперед. Помочь мне?

— Чтобы я да уродовал шлюпку спасения?! За кого держишь, зараза?! Аудиторша!! — более крепкого ругательства не придумалось. Обзывать ее русскими идиоматическими выражениями точно бессмысленно было — не поймет. Начнет выспрашивать. Оно мне надо?

— Тогда я сама. Взять-схватить страховочный ремень. ИГ-блок выключать — сама удалять.

Выключить и выкинуть в космос блок искусственной гравитации — это надо же до такого додуматься! Ее не остановишь, всё равно сделает, как сказала. Сейчас невесомость наступит…

Наступила.

Меня потянуло к условному теперь потолку, но ремень не пустил. Очень хитро с ее стороны лишить меня возможности что-либо делать. Помнится, курсы по жизнедеятельности в условиях отсутствия силы тяжести я благополучно сачканул, сославшись на срочную работу. Кто ж знал, что это может пригодиться! А теперь кружилась голова, и Дульцинея вместе с нею, уволакивая сквозь тамбур-шлюз последний агрегат.

Я совершенно не мог понять поступков аудиторши. Инопланетянка, да еще и женщина! Кто в силах разобрать такую жуткую смесь? Не я. Остается смириться и спокойно подохнуть либо от внешних неблагоприятных факторов, создаваемых Дульцинеей, либо от субъективной непереносимости живого объекта в непосредственной близости.

Как завернул! Это надо запомнить, чтоб при случае друганам рассказать. Блеснуть эрудицией. Жаль только, не долечу. Голод и удушье — не самое страшное. Страшнее Дульцинеи существа нет. Как вижу ее, так меня трясет просто. Кажется, что вместе со мной и капсула трясется. И даже удары по корпусу ощущаются.

Я очнулся. Нет, это мне не кажется. Это действительно нас что-то стукнуло!

— Что это? — меланхолично воззвал я в пространство, не надеясь на ответ.

— Спасатель-корабль. Он брать-взять нас на борт. Срочно перемещать на Титан.

— Как это он нас только нашел? — задумчиво спросил я, — И как быстро. Несмотря на все твои происки.

— Близкий прыжок. Детектор масс. Неравномерное тепловое излучение, — пояснила Дульцинея.

— Ага. Отсутствие сигнала спасения, мертвый компьютер и свободный дрейф, — язвительно поддержал я список.

— Ты знать-понимать, — уважительно сказала Дульцинея.

Дать договорить нам не успели. Спасатели вломились нагло и неожиданно, в их привычной манере — круша переборки и громко вопя от избытка чувств.

Я послушно лег на пол, дал себя обыскать и надеть наручники, встал от пинка и побежал в нужную сторону, подталкиваемый стволом деструктора.

Мое спасение состоялось.

И что я такого сделал? Зачем было увольнять с должности? Ну, покричал на начальство. Ну, стукнул пару раз кого-то. Они ж привычные к такому — даже не шелохнулись, а я пальцы чуть не сломал.