Что знал Сталин. Загадка плана «Барбаросса» - [48]

К февралю 1941 года ГУГБ было выведено из НКВД и сделано независимым Наркоматом — НКГБ. Пятый отдел стал Первым управлением, что свидетельствовало о растущей важности внешней разведки. Другие отделы ГУГБ были объединены во Второе управление по контрразведке и Третье секретно-политическое управление. Под руководством Фитина московский штат нового Управления иностранной разведки продолжил свой рост. Количество сотрудников в зарубежных резидентурах насчитывало 242 человека. Структура оперативных отделов затем была модернизирована, но Германия оставалась Первым отделом. В 1939 году Пятому отделу были подчинены четырнадцать географических отделов. Первый курировал Германию, Венгрию и Данию, Второй — Польшу, Третий — Францию, Бельгию, Голландию и Швейцарию, Четвертый — Англию и так далее. Пятнадцатый отдел занимался технической разведкой; Шестнадцатый осуществлял оперативно-технические дела — такие как документация и тайниковые устройства.^[187]

В отличие от начальника военной разведки, Фитин никогда не имел прямого доступа к Сталину. Так как его отдел был подчинен Главному управлению государственной безопасности НКВД, его рапорта должны были подписывать либо Л.П. Берия, либо В.Н. Меркулов, начальник ГУГБ. Меркулов служил во внутренней безопасности с 1921 по 1931 год. В декабре 1938 года он прибыл в Москву с партийной работы в Грузинской ССР вместе с другими близкими друзьями Берии; в ноябре Берия стал Наркомом внутренних дел. Затем, в феврале 1941 года, когда Наркомат государственной безопасности был выделен из ГУГБ НКВД, Меркулов стал наркомом, а Богдан Кобулов — его заместителем. Когда Меркулов отсутствовал, как например, с 9 по 13 июня, — рапорта Сталину и другим указанным в списке получателям, были подписаны Кобуловым. В тех немногих случаях, когда Фитин лично встречался со Сталиным, всегда присутствовал Меркулов; сомнительно, что Берия или Меркулов разрешили бы Фитину увидеть Сталина наедине. Но даже, если б он и имел такое разрешение, вряд ли, что Фитину удалось бы убедить Сталина согласиться с обоснованностью той информации, с которой он не соглашался.^[188]

В то время как озабоченность германскими военными приготовлениями на западных границах все увеличивалась, Фитин был должен проводить все больше времени с начальником немецкого направления в Центре — Павлом Журавлевым. Фитин был лично ответственным за контакт с военной разведкой. Начиная с лета 1940 года и кончая июнем 1941-го, между двумя организациями поддерживалась постоянная связь. РУ часто передавало специфические необходимые запросы в НКГБ, после чего люди Журавлева приспосабливали их к возможностям конкретных резидентур и их источников, и посылали в нужные резидентуры. Все обмены между РУ и Первым управлением должны были быть одобрены Фитиным. Была, в частности, одна просьба в июле 1940 года, в которой Фитин переслал в РУ донесение источников в Братиславе — Словакия, о германизации словацкой армии. Это донесение Фитин лично переписал от руки.^[189]

Другой задачей, ответственной за которую являлся германский отдел, было получение рапортов от пограничных войск НКГБ и их агентуры и рассылка в РУ и руководство. Оценивая сообщение НКГБ в мае 1941 года, РУ заявило, что оно без сомнения признает увеличение присутствия немецкой армии вдоль Советской границы. Однако РУ указало, что перемещая свои войска из одного района в другой, немцы могут пытаться спутать оценки РУ, поэтому они попросили проявлять большую точность в установлении подразделений и характер их передвижения.^[190] То, что эта рекомендация имела какой-то эффект, можно увидеть из детального рапорта в НКГБ СССР из НКГБ Белорусской ССР, в котором сообщается точная идентификация частей и их организационная структура. На полях Меркулов написал резолюцию Фитину: «Сверьте с имеющимися у Вас данными и подготовьте информацию в ЦК ВКП(б)».^[191]

В отличие от военной разведки, внешняя разведка НКВД никогда не создавала аналитическую составляющую или «информационную» часть. Она всегда полагалась на рассылку рапортов конкретным «клиентам», оставляя им решение по толкованию. На этой процедуре настоял Сталин, прояснив, что только он один будет судить конкретные сообщения и их ‹скрытый› смысл. Однако его проблемой была ограниченная способность понимать иностранные дела. Кроме кратких поездок заграницу до 1-й Мировой войны на партийные конференции, его первым значительным путешествием была поездка в Иран на Тегеранскую конференцию в 1943 году. Последним — его вояж в Потсдам, в советскую зону оккупации Германии в 1945.^[192] Ограниченный марксистско-ленинской идеологией и заговорщическим складом ума, Сталин был плохим экспертом по анализу информации. Самым убедительным доказательством этого является его зацикпенность на идее, что Гитлер не сможет напасть и не нападет на СССР, пока не завоюет Англию.^[193] К весне 1941 года Фитин получил огромное количество сообщений от своих источников и из других подразделений НКГБ и НКВД. Понимая, что какие-то аналитические структуры должны быть созданы, было образовано первое аналитическое подразделение НКГБ — информационный отдел. Он был организован М.А. Аллахвердовым, ветераном-чекистом, специалистом по Средней Азии, который только что вернулся из Белграда, якобы, после попытки организовать свержение прогерманского правительства. Некоторые говорят, что на самом деле его послали туда, чтобы наблюдать, как англичане проведут свой собственный переворот. Операция прошла удачно, но «пациент умер» — Гитлер немедленно вторгся в Югославию.