Что значит быть христианином. Сборник поучений святителя Иоанна Златоуста - [48]
(Мф. 5, 45).
Милосердный есть пристань для нуждающихся, а пристань принимает всех потерпевших кораблекрушение и спасает от опасностей, — злые ли или добрые или кто бы ни были те, которые находятся в опасности, она принимает их в свои объятия. Так и ты, видя человека, подвергшегося на земле кораблекрушению бедности, не осуждай и не требуй отчета, но избавь от несчастья. Для чего ты навлекаешь на себя труды? Бог освободил тебя от всякой заботы и безпокойства.
Сколько стали бы многие говорить и негодовать, если бы Бог повелел сперва с точностью разведывать жизнь, разузнавать поведение и поступки каждого и потом уже подавать милостыню? А теперь мы освобождены от всякого такого затруднения. Для чего же мы сами навлекаем на себя излишние заботы? Иное — судья, иное — податель милостыни. Милостыня потому так и называется, что мы подаем ее и недостойным. Так поступать увещевает и Павел: Делая добро, — говорит он, — да не унываем… будем делать добро всем, а наипаче своим по вере (Гал. 6, 9–10).
Если мы станем расспрашивать и разведывать о недостойных, то и достойные не скоро попадутся нам, а если будем подавать и недостойным, то и достойные, и подобные всем им попадут в наши руки, как и случилось с блаженным Авраамом, который, не расспрашивая и не разведывая о проходящих, сподобился принять некогда и Ангелов. Будем же и мы подражать ему, а с ним и потомку его, Иову, ибо и этот со всей точностью подражал великодушию предка и потому говорил: Двери мои я отворял прохожему (Иов. 31, 32), — не для такого-то открыта, а для другого затворена, но для всех вообще была открыта.
Так, увещеваю, будем делать и мы, ничего не разведывая сверх надлежащего. Достоинство бедного составляет одна нужда; кто бы когда ни пришел к нам с ней, не станем ничего исследовать более, потому что мы подаем не нраву, а человеку и жалеем его не за добродетель, а за несчастье, чтобы и самим нам привлечь на себя великую милость от Господа, чтобы и самим нам, недостойным, сподобиться Его человеколюбия.
Если же мы станем в сослужителях наших отыскивать и исследовать достоинства, то и с нами Бог сделает то же, и, стараясь истребовать отчет от равных нам рабов, сами лишимся вышнего человеколюбия.
О милостыне от хищения>[66]
Будем всячески стараться очистить себя от скверны. Очищается же она, во-первых, крещением, а потом и другими многоразличными средствами. Бог по Своему человеколюбию даровал нам разнообразные средства к очищению и после крещения. Первое из всех этих средств — милостыня, так как сказано: Милостыня очистит грехи (Сир. 3, 30). Но я разумею милостыню не от неправды, потому что это уже не милостыня, а жестокость и безчеловечие.
В самом деле, что за польза обнажить одного и одеть другого? Милостыня должна происходить от сострадания, а это — безчеловечие. И хотя бы мы отдали даже все, что похитили у других, для нас не будет никакой пользы. Это показывает Закхей, который тогда умилостивил Бога, когда обещал возвратить похищенное вчетверо (Лк. 19, 8). А мы, похищая весьма много, а отдавая мало, думаем умилостивить Бога, не зная, что тем еще более прогневляем Его.
В самом деле, скажи мне: если бы ты, притащив с распутий и дорог мертвого и сгнившего осла, возложил его на жертвенник, разве не стали бы все бросать в тебя камни, как в нечестивца и беззаконника? Что ж, если я докажу, что жертва от хищения еще более мерзка? Какое мы будем иметь оправдание?
Положим, что принесен какой-либо драгоценный дар из того, что приобретено хищением, — не зловоннее ли он мертвого осла? Хочешь знать, как велико зловоние греха? Послушай, что говорит пророк: Смердят, гноятся раны мои (Пс. 37, 6). Между тем ты, в то время как словами умоляешь Бога, чтобы Он предал забвению соделанные тобой грехи, сам же своими делами, тем, что похищаешь и лихоимствуешь и возлагаешь свой грех на жертвенник, заставляешь непрестанно помнить о них. Но не в этом только грех, а, что еще хуже, ты оскверняешь души святых. Жертвенник — камень, хотя он и освящается, а души святых всегда носят Самого Христа, — как же ты осмеливаешься приносить туда дары от такой нечистоты.
«Нет, — скажешь, — я не от этого имущества, а другого»? Это смешное и глупое пустословие! Разве не знаешь, что если в великое множество имущества попадет и одна капля неправды, то все оно оскверняется? Как чистый источник делается весь нечистым, как скоро в него бросит кто-либо нечистоту, так и богатство, если привзойдет в него сколько-нибудь лихоимства, все заражается от того зловонием.
Ведь мы умываем же руки, когда входим в церковь, зачем же не омываем сердца? Разве руки издают голос? Душа произносит слова, на нее взирает Бог, и, когда она нечиста, ни к чему не служит чистота телесная. В самом деле, что пользы, если ты наружные руки умываешь, а внутренние оставляешь в нечистоте?
Вот то-то и худо, и оттого все идет у нас превратно, что мы, крайне заботясь о малом, пренебрегаем великим. Молиться с неумытыми руками — дело безразличное, а молиться с нечистой душой, это — величайшее из всех зол. Послушай, что сказано и иудеям, которые обращали особенное внимание на наружную нечистоту:
