Что я натворила? - [75]
— Отношения? Боже! Боюсь, ты сильно поспешила с выводами, — громко расхохотался Родни.
— Я вижу. И мне теперь все понятно. Знаешь, Родни, ты засранец, и сволочь, и засранец!
— Ты уже сказала «засранец».
— Я знаю, но я не сильна в ругательствах, и это все, что я могла вспомнить.
— Тут ведь еще что-то есть, да, старушка Кейт? Неужели ревность? Бедная, одинокая Кейт, так вот в чем дело?
Родни подмигнул женщине.
— Фу, Родни, меня сейчас стошнит. Позволь мне кое-что у тебя спросить: как ты стал тем, кем стал? За счет чего сформировалось твое чертово «я»?
Родни уставился на женщину, не зная, отвечать ли ему или нет. Но Кейт задала вопрос не ему, а себе. И продолжила:
— Держу пари, если у тебя со мной есть хоть что-то общее, то дело в знакомствах, путешествиях, образовании, в том, куда ты ездил на каникулы, в том, с кем ты общался — разные культуры, расы, религии.
— Наверное.
Родни пожал плечами и почесал голову под шляпой. Ему не нравилось, что Кейт затронула такую тему, на которую он особенно и порассуждать-то не мог, поэтому он хотел, чтобы она поскорее вернулась к главному.
— Так вот, у Тани не было ни одной из этих возможностей. Может, она и выглядит взрослой, но точно ею не является. Оставь ее в покое — она достойна кого-то лучше, чем мужик, который ей в отцы годится, если не в дедушки! Держись от нее подальше, потому что это очень ранимая девушка, и я не хочу, чтобы ваша интрижка ее окончательно сломала, — продолжала Кейт.
— О, пожалуйста, Кейт. Интрижка? Чересчур сильное выражение для того случая, когда двое переспали по пьянке. Ты явно преувеличиваешь масштабы трагедии, и, к твоему сведению, я не собираюсь продолжать наше с ней общение. Что касается Тани, мое любопытство более чем удовлетворено.
Он выпрямился, словно стараясь использовать свой рост в качестве аргумента.
Увидев, с какой недоброй ухмылкой, и услышав, как издевательски Родни произнес Танино имя, Кейт покраснела от злости. Как он посмел использовать эту юную девушку, чтобы «удовлетворить» свою похоть; как он посмел так поступить с Таней?!
— Ты дерьмо собачье, Родни, болван и недостойный человек. Расхаживаешь себе по Пенмарину, как павлин, потому что там и тут вложил пару пенсов и думаешь, что вся чертова деревушка твоя. Знаешь что? Да тебя твои собственные дружки, которые пьют за твой счет, терпеть не могут! Ты подонок и тварь. Ты крошечная рыбешка в крошечном пруду. И ты никогда не будешь чем-то большим, чем просто бессердечный ублюдок.
Родни хранил молчание.
Кейт развернулась и уверенно зашагала к пирсу. Наташа была права; иногда выругаться отборными словами бывает совсем не лишним.
Кейт до сих пор трясло. Ее руки дрожали, а живот свело судорогой. Ей было физически неприятно от разговора с Родни. Она уже давно ни с кем не ругалась, и ощущение это почти забыла, поэтому сейчас так мучилась.
Перед тем как войти в кухню, женщина сделала глубокий вдох; она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил ее состояние.
— Все в порядке, босс? — спросил Том, который стоял у раковины и мыл посуду.
— Да, Том, отлично.
Улыбка Кейт озарила ее лицо меньше чем на мгновение.
Том кивнул в сторону подоконника.
— Там тебе записку Таня оставила.
— Записку? Почему?
Том пожал плечами и поджал губы. А он-то откуда должен был это знать?
Кейт прочитала торопливо нацарапанный на листке текст и обхватила голову руками:
— О, черт!
— Может, чашка чая будет кстати? — предложил Том. Он вытер руки о кухонное полотенце и потянулся за чайником.
Кейт кивнула. И сказала:
— Она вернулась в Лондон.
— Насовсем?
— Нет, пишет, что «ненадолго», хотя что это означает, я не знаю. Какая же я дура, как я могла ее отпустить!
Кейт стукнула кулаком по столу. Ей было очень тяжело принять то, что она почти не может повлиять на жизнь тех, кто ей больше всего дорог. Доминик, Лидия, Таня…
— Она вернется, босс. Вряд ли у нее много поводов задержаться там, — сказал Том.
Кейт кивнула, отчаянно надеясь, что он прав, и направилась к двери. Надо пойти на пляж — собраться с мыслями.
Звук рожка отвлек Кейт от ее мрачных раздумий. Это Дженис. Наверное, Том ей сказал, что Кейт пошла сюда.
— Привет! Привет!
— Эй, ты типа мое место заняла!
Обе женщины рассмеялись над старой шуткой.
Кейт сделала жест в сторону своего пледа и улыбнулась.
— Я думаю, что это место ничье!
— Боже, Кейт! Я клянусь богом, в каждый мой визит я добираюсь до Пенмарина все дольше и дольше! — сказала Дженис и рухнула на песок, крепко обняв Кейт. — Ой, черт, я рубашку помяла!
— Ты выглядишь сногсшибательно.
Кейт действительно так думала. На Дженис красовалась свободного покроя льняная рубашка ярко-зеленого цвета со множеством пуговиц и вышивкой из бисера на вороте и манжетах, к которой она надела ярко-розовые короткие джинсы с похожей отделкой на талии. Дженис знала, как оттенить свое богатырское телосложение — более миниатюрная особа явно не осмелилась бы надеть такие яркие вещи.
— И ничего Пенмарин никуда не двигается — это просто твоя старая колымага плохо себя ведет. Я уже давно предлагаю тебе поменять твою развалюху на мой джип. Для длительных поездок он подойдет гораздо лучше, а твоя старушка прекрасно сгодится и для того, чтобы овощи из магазина возить.
Всегда ли рождение ребенка – счастье? Об этом не принято говорить, но бывает так, что появление детей разрушает семью. Это случилось с Джессикой и Мэттью. Их брак дал трещину, когда Джессика узнала, что беременна. Она не была готова к этому, и, хотя Мэттью был счастлив, ее не покидало болезненное чувство неправильности происходящего. Материнство не принесло Джессике желанного успокоения. Она все больше погружалась в пучину депрессии, испытывая к дочери противоречивые чувства: любовь, жалость, неприятие, страх.
Завязка нового романа Аманды Проуз происходит в переменчивые, мятежные шестидесятые. Дот Симпсон, девушка из рабочих кварталов Лондона, знакомится с богатым иностранцем Солом, чей образ жизни и внешность слишком сильно отличаются от того, что принято в консервативных кварталах, где она выросла. Но запретный плод сладок, и молодые люди отчаянно тянутся друг к другу, несмотря на общественное порицание. Кто же не выдержит первым? Окружение или сами влюбленные? Это не очередная история о Ромео и Джульетте — скорее уж о многолетней войне, разделившей людей из-за нелепых предрассудков.
Мартин покидает Англию, чтобы заработать на безмятежную жизнь со своей обожаемой Поппи Дэй, но пропадает без вести. Крошка Поппи до последнего надеется на лучшее, но однажды до нее доходит жуткий слух – Мартина похитили, и его жизнь в любой миг может оборваться. Тогда она решается на безумный, отчаянный поступок. Облачившись в восточное одеяние, Поппи отправляется в далекий, загадочный Афганистан, выдав себя за известную журналистку. В одночасье повзрослевшая Поппи оказывается без какой-либо защиты в самом сердце недружелюбной страны, среди гор и кишлаков, в компании отчаянного журналиста Майлза Варрассо и одного из местных головорезов, Зелгаи Махмуда.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».