Что я натворила? - [10]

Кейт села напротив подруги и на мгновение подумала, что разговор начать, должно быть, будет трудно. Но Наташа и глазом не моргнула, как будто с тех пор, как они в последний раз видели друг друга, прошло всего несколько минут. Она затараторила:

— Однажды, когда мне было двенадцать, я стащила из супермаркета бутылку «Panda Pop». Но так перепугалась, что с воровством отныне завязала навсегда. Я была жуткой трусихой, если вечером кто-нибудь стучал в дверь, я думала, что это за мной пришли из полиции! Пряталась под одеялом, ждала, пока не уйдут.

Кейт покачала головой, пытаясь понять, к чему Наташа ведет.

— Это скорее было чем-то вроде игры, и я сразу поняла — не мое это, совершенно. А еще я однажды тайком заглянула в твою записную книжку — ты ее забыла на столе в кухне Маунтбрайерз. Прочитала список хозяйственных работ, где все мне показалось довольно прозаичным, и заметила цветочек, который ты нарисовала на полях — ужасный рисунок, совсем неправильная перспектива. Помню, я еще тогда подумала: «Господи, надеюсь, что все это просто шифр для чего-то необычного и захватывающего — разве может быть чья-либо жизнь настолько скучной!» И, наконец, — барабанная дробь — я влюбилась в нашего капеллана Кэттермола. Думается, вообразила себе историю запретной любви а-ля «Поющие в терновнике», о парне, мятущемся между долгом священника и своими чувствами ко мне.

Приподняв одну из своих изящно изогнутых бровей, Наташа одарила Кейт озорной усмешкой:

— Так вот. Кейт, я должна тебе кое в чем признаться; я не говорила тебе об этом раньше, но, вероятно, должна была бы, зная, что ты не станешь судить меня и что останешься моей подругой, несмотря ни на что. Теперь твоя очередь!

Кейт рассмеялась так сильно, что в уголках ее глаз выступили слезы.

— О, Таш, я ведь никогда никому не рассказывала. Просто не могла.

— Шучу, дорогая. Можешь не торопиться, — сказала Наташа.

— Да уж. Мне противно сейчас, что я тебя обманывала, обманывала всех, но особенно стыдно перед тобой. Логично, что однажды я просто дошла до точки невозврата, — сказала Кейт.

— Знаешь что, подруга? Я с самого начала понимала, что что-то здесь не так. Марк был чудовищем в тех или иных проявлениях своей личности, но я представить себе не могла, что все настолько плохо. Нет, я, конечно, подумала про то, что у вас в семье не все гладко, решила, что он, возможно, слишком к тебе строг, но когда я узнала подробности… — Наташа прервалась, чтобы перевести дух. И продолжила: — Я считаю, что ты потрясающая, Кейт. Ты сильнее, чем кто-либо, кого я знаю, — столько лет жить в аду и суметь сохранить этот кошмар в секрете от собственных детей. Я тобой восхищаюсь!

— Никогда не чувствовала себя сильным человеком, скорее наоборот, даже сейчас, — пожала плечами Кейт.

— А надо бы. Любая другая на твоем месте просто не справилась бы. А ты еще и смогла притвориться, что все «нормально», и играла эту роль очень убедительно. Ты великолепна, — подчеркнула Таш.

Кейт улыбнулась. Она не привыкла к такой оценке своих чувств, тем более не ожидала комплимента.

— Как твои дела? — спросила Таш.

Наташа выглядела обеспокоенной.

— Я…

А как у нее дела? Трудно было сформулировать, но Кейт все же постаралась:

— Я в порядке. Мне нравится, как все здесь устроено. Я могу читать сколько угодно. Но, конечно, я скучаю… У меня было письмо от Лидии, но от Дома — ни слуху ни духу. Лидия сказала, что они собираются… Я думала, они…

Глаза Кейт вдруг стали влажными, в носу предательски защипало, а рот скривился в грустной гримасе.

— Я приходила к ним, — сказала Наташа.

На миг ее слова смягчили и успокоили Кейт.

— Ох! О, Таш!

Но затем в горле женщины образовался ком — от зависти, что Наташа общалась с ее детьми. У нее возникло сразу столько вопросов. «Это же мои дети! Почему ты с ними виделась, а я нет?»

— Доминик и Лидия, как и следовало ожидать, то злятся, то недоумевают. Но дела у них идут хорошо. Лидия прекрасно справляется с программой, она научилась вкладывать душу в то, что делает; очень сосредоточенный, уверенный человечек — этим она вся в тебя пошла. С Домиником история немного другая — от него-то можно ждать чего угодно. Но ведь твой сын всегда был таким, так что это нормально, — рассказала Наташа.

Обе они ненадолго вернулись мыслями к тому, какой жизнь была в Маунтбрайерз.

— Так будет не всегда, Кейт, и твоя сестра отлично справляется. Она каждый день старается поддерживать иллюзию того, что ты рядом, — то вставит фразочку в твоем духе, то расскажет историю из вашего с ней детства, ну, знаешь, всякое такое, — произнесла Наташа.

Кейт было так приятно это слышать.

— Спасибо, — сказала она. Слова прозвучали еле слышно от слез, которые катились по губам. Сердце Кейт болело как никогда. «Мои дети, мои крошки…»

* * *

Кейт широко улыбнулась и вошла в класс. Прошло достаточно времени с момента заключения ее под стражу. Поведение ее было образцовым, и администрация тюрьмы разрешила Кейт прочитать для сидевших в тюрьме женщин курс английской литературы. Не так-то много в Марлхэме было выпускниц хороших университетов, готовых преподавать.

Контингент в тюрьме Марлхэм был разношерстным, но в основном ее обитательницы происходили из тех слоев общества, с представителями которых Кейт не имела дела никогда. Более восьмидесяти процентов заключенных были наркоманками, сидевшими за преступления, которые совершили ради очередной дозы. Они же были самыми словоохотливыми. Возраст их варьировался от восемнадцати до шестидесяти, но все рассказы были удивительно похожи. В каждом случае зависимость оказалась настолько сильной, что женщины просто сломались под ее гнетом. Чтобы добыть дозу, им пришлось продать все — часто и собственное тело. Большинство попадали сюда так часто, что уже могли бы обзавестись собственным черным ходом. Тюрьма, казалось, давала этим женщинам ту передышку, в которой они нуждались, — так они могли обо всем как следует подумать и дать самим себе обещания, которые все равно вряд ли смогут сдержать.