Что упало, то пропало - [19]

Беа продолжала говорить, но совсем другим голосом, с длинными паузами и внезапными смешками — разговаривает по телефону. «Да, я знаю. Это была жесть». Я прошла на цыпочках к двери и уже собралась уходить, когда мой взгляд снова упал на мусорную корзину — в дырочке между прутьями застряло что-то зеленое. Значит, она все-таки не совсем пустая. Я опустила руку в корзину и извлекла скомканные бумажные салфетки с засохшими пятнами. Похоже на кровь. И еще скомканный тонкий кусок светло-серой ткани. Я расправила его, это оказался шелковый шарфик — длинный, тонкий и сильно порванный: несколько неровных разрывов или даже разрезов по краю и темно-красное пятно в одном углу. Я сказала себе, что его можно выстирать, потерла шелк между пальцами, проверяя, удастся ли мне его зашить, когда выдастся свободная минутка. Я сунула ткань в карман. Да, оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда мне хотелось иметь кусочек ее. Но как я уже говорила, когда я росла, мы жили по принципу «в хозяйстве пригодится и веревочка». Признаюсь честно: от этой привычки очень трудно избавиться.

— О боже! — воскликнула Эйлса, увидев меня за кухонным столом. — Вы все еще здесь! Бедняжка. — Она сняла сапоги на танкетке. — Тома нет? — Она нахмурилась. — Он сказал мне, что будет дома. — Ее выражение лица изменилось: она стала задумчивой. — Хорошо, значит, он даже не узнает, что я уезжала. Хорошо. Отлично. — После этого она улыбнулась и переключилась на меня. — Мне очень жаль. Что вы могли о нас подумать?..

— Ничего страшного, — ответила я. — В жизни бывают разные ситуации.

На ней были плотные черные колготки и свободное темно-серое шелковое платье, поверх него — кардиган с поясом на талии, пояс все время соскальзывал, она подхватила его и подтянула.

— Дети, вероятно, умирают с голода. И вы тоже.

— Я приготовила еду, — сообщила я. — Беа и Макс просили есть, так что я разогрела лазанью. Это же не проблема?

— Они ее съели?

— Да.

— Всю? Они такие привередливые в еде. А Беа к тому же пытается стать вегетарианкой. — Эйлса оглядела кухню, затем открыла холодильник, посудомойку, заглянула в раковину, словно не поверила. На самом деле близнецы воротили носы. Я выбросила почти всю их порцию, и сама съела большую часть.

— Простите, — сказала я. — Мы вам ничего не оставили.

— Я в любом случае не собиралась ее есть, — Эйлса похлопала себя по животу. — Я на диете. Спасибо, что помыли посуду. Мне просто стыдно. Вам не следовало этого делать. Пойду проверю, как они там.

После этого она вышла из кухни. Я слышала ее голос, то ближе к подвалу, то к гостиной. Она сказала обоим детям подниматься наверх.

— Что о вас подумает Верити? Сколько можно сидеть перед экранами?

Надевая куртку, я пыталась понять, почему их с Томом так волнует, что я думаю об их детях. А если их также волнует, почему дети так много времени проводят перед монитором компьютера и экраном телевизора, то, может, стоит купить несколько настоящих игр. Тут вернулась Эйлса и остановилась в дверях.

— Сейчас только восемь вечера. Совсем не поздно. — Внезапно она показалась мне какой-то разочарованной и даже опустошенной. Выглядела отлично, но что-то ее явно расстроило. Она вернулась домой, где нет еды, и ей еще нужно пережить вечер, который обещает растянуться надолго. — Так, что тут есть? — Эйлса открыла холодильник, достала бутылку белого вина, затем потянулась за двумя бокалами. — Давайте по бокальчику перед вашим уходом?

Я колебалась. Мне нужно было возвращаться к Моди, но меня тоже ждал долгий вечер, который требовалось чем-то занять. Я улыбнулась, надеясь, что вышло беспечно и беззаботно, и снова села к столу.

— Давайте. Почему бы и нет?

Она поставила бутылку и бокалы и устроилась рядом со мной.

— Я очень рада, — сказала Эйлса, разливая вино. — Вы всегда так спешите уйти [неправда], поэтому я рада, что у нас сейчас есть возможность поболтать.

На мгновение мне показалось, что она заговорит о деревьях, но ее мысли определенно витали где-то в другом месте. Несколько минут она болтала без перерыва — о каком-то мужчине, с которым недавно встречалась, но это было не совсем интервью перед приемом на работу, а скорее неофициальная беседа. Он такой классный и ведет себя так непредсказуемо. Он сам всего добился, ну, не один, еще его жена, — они создали свою компанию. Эйлса говорила о том, как быстро расширяется их компания, а тот мужчина сказал ей, что им постоянно требуются люди. Но она не уверена, что произвела на него нужное впечатление, ведь она так давно не работала — дети, проблемы со здоровьем и еще были пожилые родители. К сожалению, оба уже умерли. С ними было трудно, и вообще у нее была трудная жизнь, и трудно быть единственным ребенком. Хотя она приложила максимум усилий, чтобы произвести впечатление.

— Да, я такая. Если за что-то берусь, то бросаюсь как в омут с головой.

Я слушала, периодически издавая какие-то звуки. Меня заинтересовала ее манера говорить. Похоже, она совершенно не обращала внимания на собеседника, хотя время от времени встречалась со мной глазами, но теперь я думаю, что она меня тогда не видела. Теперь я знаю ее лучше. Думаю, эта привычка появилась у нее с детства: способ нарушить молчание между враждующими родителями. Я подозреваю, что все идет из ее детства. Она привыкла к тому, что люди ее игнорируют, не собеседники, а только эхо ее собственного голоса. Когда ее слушаешь, в половине случаев создается впечатление, что она в чем-то пытается себя убедить.