Что-то вроде любви - [13]
Ведущий Но ведь именно в этом заединщики и обвиняют Пелевинав пренебрежении историей и прочими народным делами! Однако, если смотреть внимательно и всерьез - дело обстоит в точности наоборот. Ибо для них история - это лет пятьдесят назад - и всё. Максимум сто. А для Пелевина она - едина. Отсюда у него и смешение 1919 и 1991 - что за разница в истинном масштабе? То ли дело общее: архетип. А цельность мировосприятия несомненное достоинство любого писателя - хотя бы и с смой школярской точки зрения.
Щеглова В том-то и дело, что все это уже было! И родило все это то, что и могло, пожалуй, родить - реакцию какого-то странного, почти истеричного равнодушия вкупе с нахватанностью из самых разных областей, преимущественно философского содержания.
Ведущий Не слишком ли обтекаемо? Что означает выражение "преимущественно философского содержания"?! ельзя ли выражаться яснее ? Иначе может возникнуть опасение, будто уважаемый критик попросту боится залезать в дебри деталей - как бы не опростоволоситься:
Пелевин (устами Чапаева) Был бы ты философ, я б тебя выше, чем навоз в конюшне чистить, не поставил бы. А ты у меня эскадроном командуешь.
Он же (устами Петра Пустоты) А мент попался разговорчивый - потом оказалось, философский факультет кончал: Тут он покраснел даже и говорит что же это получается? Я в университете диплом по Гегелю писал, а теперь хожу тут с автоматом, а ты чего-то там прочитал в "ауке и Религии" и думаешь, что можно залезать в подвал и в реальности мира сомневаться?
Ведущий Вот прочитаешь такое, и поверишь в умение предсказывать автором книги уровень, тон и даже психологические (психоаналитические?..) корни высказываний об этой самой книге:Так и вижу уважаемых критиков, прописывающих Пелевину еженедельное обязательное рисование бюста Аристотеля (а Платона - спрятать подальше, в подвал!)- на предмет скорейшего и уверенного возвращения к реальности. А чтобы не отлынивал - отправить его делать эти упражнения в КПЗ.
Щеглова Отсюда внутренняя холодность пелевинского романа при том, что постоянно чувствуешь его вибрирующую нервность. Отсюда мастерство писателя, которое нельзя не увидеть в массе отлично выписанных новелл вроде боя на станции Лозовая:
Ведущий Какого боя ?!!!
Щеглова Ведь давно известно, что подлинная близость человека к Богу подразумевает под собой прежде всего взаимную приязнь людей.
Ведущий (крестится) О Господи! К какому еще Богу?! Мы о Пелевине говорим?!
Щеглова Эти-то писатели свой глубокий внутренний подтекст, если там он отыщется, ни на какое Царствие ебесное не ориентируют. о в горячем желании отыскать истину не впасть бы нам в другую крайность.
Ведущий Боюсь, беда наша и корень взаимонепонимания - в упорном приписывании всем без разбора собственных правил игры. Откуда следует, будто назначение труда писателя (или читателя) - отыскать истину? Что есть истина?.. И что вообще может означать "ориентировать подтекст на Царствие ебесное?!" Кто из нас тут больше оторвался от действительности - живой, добрый и ироничный реалист Виктор Пелевин или его критики, зовущие звать?
:Однако, напоминаю, мы говорили об отношении писателя к истории - и как к таковой, и к литературной.
Иванова В отличие от отечественных соц-артистов, устало эксплуатирующих остывший труп советского мифа, Виктор Пелевин относится к советскому прошлому не только с хищностью вампира, но и с завистью стилиста и вниманием метафизика
Ведущий Горячо присоединяюсь! И по существу точно, и сказано великолепно. И именно вампирское, а не пародийное тут надо искать. Что пародировать в совке, и как можно, скажем, "День бульдозериста" считать всего лишь пародией?! Эдак и зомби - пародия на человека:
Очень приятно, что в разговоре принимают участие не только специалисты по ворчалкам, но и настоящие критики: и умные, и внимательные, и читающие то, о чем пишут, так еще и владеющие языком.
Иванова Доктор в романе "Чапаев и Пустота" говорит герою: "Вы как раз принадлежите к тому поколению, которое было запрограммировано на жизнь в одной социально-культурной парадигме, а оказалось, в другой". То же произошло и с автором.
Ведущий Я бы добавил: и автору удалось от этой - как и от какой-либо другой - программы - избавиться. Почти. Это и только это - главное назначение его творчества. А то и любого творчества вообще: И если книги кому-то помогут сделать то же самое - что ж, выходит, Пелевину удалось явно перевыполнить поставленную задачу, ибо никого и никуда вести он, разумеется, и не помышлял.
Однако прозвучало мнение об "истоках писательского мастерства" Пелевина: они - в холодности, нахватанности и равнодушии: Есть соображения по данному вопросу? Разумеется, с поправкой на косноязычие самой формулировки - об истоках.
Владимир (????) Кардин Подлинные лица выступают под масками. Сталин у А.Толстого имеет столько же общего с истинным Иосифом Виссарионовчем, как Чапаев В.Пелевина с Василием Ивановичем:Совершается это лихо, подчас забавно. Метафизической реальности, творимой В.Пелевиным, по мысли его апологета А.Гениса, нет, но ее можно создать. А зачем, интересно? Ради приумножения хаоса современности бредовым хаосом прошлого? Ради самолюбования и чьих-то аплодисментов? Я от них воздержусь. Бог подаст.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.