Что-то со мной не так - [14]

Правильно делаешь, молодой человек

Я делал то, что хотел делать.

Взмахнув в воздухе палочками для еды, мой отец лукаво посмотрел на меня:

– Правильно делаешь, Синиси!

Проект дома

Эту землю мне показали с дороги, которая бежала вдоль возвышавшегося над ней холма, и я сразу же захотел ее купить. Если агент и рассказывал мне о недостатках участка, то я его в тот момент не слушал. Я был ошеломлен красотой того, что увидел: продолговатая долина, покрытая кроваво-красным виноградником, наполовину затопленная последними летними дождями; вдали желтые поля, заросшие коноплей и чертополохом, а за ними лес, покрывающий склон холма; посреди долины, за полем – полуразвалившийся крестьянский дом: сквозь разлом в каменной стене, огораживавшей сад, проросло тутовое дерево, а неподалеку тень от старой груши падала на коричневый ковер из ее сгнивших плодов, устилавший землю.

Прислонившись к своей машине, агент говорил:

– Уцелела всего одна комната. Внутри дом зарос грязью. Там много лет держали животных.

Мы пошли к дому.

На плитках пола толстым слоем лежал навоз. Я чувствовал, как в щели каменной кладки стен задувал ветер, и видел, как дневной свет проникал внутрь сквозь высокую прохудившуюся крышу. Но все это меня ничуть не обескуражило. Я велел в тот же день подготовить документы.

Я столько лет мечтал найти клочок земли и построить на нем дом, что порой мне казалось, будто именно для этой цели я и явился на свет. Как только это желание родилось во мне, все мои усилия стали направлены на ее достижение: работа, которую я получил сразу по окончании школы, была утомительной и деморализующей, но она приносила мне все больше денег по мере того, как я поднимался по карьерной лестнице. Чтобы тратить как можно меньше, я вел очень тихую жизнь, не заводил друзей и не позволял себе никаких удовольствий. И через много лет накопил достаточно денег, чтобы оставить работу и начать искать землю. Агенты по продаже недвижимости возили меня от одного земельного участка к другому. Я насмотрелся их столько, что пришел в замешательство и уже сам не знал, что я, собственно, ищу. Но когда перед моим взором открылась внизу эта долина, я почувствовал, что страшный груз свалился наконец с моих плеч.

Пока летнее тепло накрывало землю, я был доволен жизнью в своей сказочной почерневшей от сажи комнате. Я вычистил ее, наполнил мебелью и установил в углу чертежную доску, за которой работал над проектом перестройки дома. Подняв голову от доски, я видел солнечный свет на листве оливы и тут же выскакивал за дверь. Бродя по траве возле дома усталым, ищущим взглядом человека, всю жизнь прожившего в городе, высматривал сорок, шныряющих в зарослях тимьяна, и ящериц, исчезающих в стене. В ненастье ветер клонил кипарисы, росшие перед моим окном.

Потом наступили осенние холода, и возле моего дома стали рыскать охотники. От выстрелов их ружей меня охватывал страх. На соседнем поле треснули сточные трубы, и воздух наполнился ужасной вонью. Я разводил огонь в очаге, но постоянно мерз.

Однажды свет в окне загородила фигура молодого охотника. Он был весь в чем-то кожаном, с ружьем на плече. Понаблюдав за мной секунду-другую, он, не постучавшись, вошел в дверь, остановился и уставился на меня. Глаза у него были молочно-голубыми, сквозь редкую рыжую бороду просвечивала кожа. Я принял его за полоумного и испугался. Он ничего не сказал, оглядел все, что было в комнате, повернулся и вышел, закрыв за собой дверь.

Я разозлился. Как будто этот человек, бродя по зоопарку, заглянул в мой маленький каменный вольер и нагло рассматривал меня. Закурив, я стал мерить комнату шагами. Тем не менее здесь, вдали от города, я был одинок, и он пробудил во мне любопытство. По истечении нескольких дней мне уже не терпелось увидеть его снова.

И он пришел опять. На сей раз он уже не задерживался у двери, а сразу вошел, сел на стул и заговорил со мной. Его деревенский говор был мне непонятен. Он повторил фразу дважды, потом еще раз, но я все равно ничего не понял. Когда я попытался ответить, ему оказалось так же трудно понять мою городскую речь. Наконец я сдался и предложил ему стакан вина. Он отказался, встал со стула и принялся разглядывать мои вещи. Начав с книжного шкафа, он пошел вдоль стен, на которых в рамках висели гравюры с изображениями моих самых любимых домов, некоторые – с площади Вогезов, другие – из бедных кварталов Монпарнаса; наконец он подошел к моей чертежной доске, остановился и, подняв вверх палец, стал ждать объяснений. Потребовалось много времени, чтобы до него дошло, что я постепенно, линия за линией, проектирую дом, а когда он это понял, то стал пальцем, держа его в нескольких дюймах от чертежа, последовательно обводить стены каждой комнаты. Изучив и обведя наконец каждую линию, он улыбнулся мне, не разжимая губ, посмотрел по сторонам хитроватым взглядом, смысла которого я не понял, и внезапно ушел.

Я снова рассердился. У меня было такое чувство, словно он вторгся в мой дом и украл мои секреты. Однако, когда мой гнев утих, мне захотелось, чтобы он вернулся. Он вернулся на следующий день, потом, через несколько дней, пришел снова, несмотря на сильный ветер. Я привык ждать его и предвкушал его визиты. Он охотился ежедневно очень рано утром и несколько раз в неделю, возвращаясь после охоты через поле, когда солнце начинало окрашивать белую глину, заходил ко мне. Лицо у него блестело, и энергия так переполняла его, что он едва сдерживался: через каждые несколько минут он вскакивал со стула, подходил к двери, выглядывал наружу, возвращался в центр комнаты, что-то фальшиво насвистывал и снова садился. Постепенно его возбуждение затухало, и когда оно уходило совсем, уходил и он. Он никогда не соглашался выпить или съесть что-нибудь, его, казалось, даже удивляло то, что я это предлагаю, словно разделить с кем-то еду и питье являлось сугубо интимным актом.