Что там, за поворотом? - [21]

— Зачем он в доме? — робко спросил Витя.

— От коровы отняли, — объяснил Вовка. — Выпустишь, она его сразу найдет, все молоко отдаст.

«Ну и что? — подумал Витя. — Пусть бы отдала. Ведь коровы для своих детей молоко делают». Но вслух этой мысли Витя не высказал. Кто его знает? Может, так и надо?

По окнам ползали и жужжали оводы.

— Чего я тебе сейчас покажу! — сказал Вовка.

Со стола он взял ломоть черного хлеба, отщипнул от него мякиш, скатал шарик, нашел соломинку, проткнул ее через шарик, который оказался на середине соломинки. Потом Вовка поймал четырех оводов, и по паре насадил их с каждого конца соломинки, проткнув оводам брюшки.

— Теперь гляди!

Он отпустил оводов, они страшно загудели и стали вчетвером летать по комнате, возить хлебный шарик. Вовка хохотал, а Вите было жалко оводов, хотя они и вредные насекомые. Им, наверно, было очень больно и тяжело.

— Лучше бы их сразу убить, — сказал Витя.

Вовка почему-то рассердился.

— Еще чего? — закричал он. — Пускай лошадей не кусают. И коров. Вот погоди, начнется сенокос, поедем с тобой в луга, посмотришь, что эти оводы с лошадями делают. А теперь полезли в погреб.

Вовка поднял деревянную крышку. Из погреба веяло холодом и сыростью. Витя за Вовкой спустился по крутой лестнице вниз. Глаза постепенно привыкли, и он увидел кучу картошки с длинными белыми корнями; прямо на земле на деревянной доске стояли крынки с молоком.

— А где же лед? — спросил Витя.

— Под землей. — И Вовка объяснил: — Еще зимой, когда на Птахе лед крепкий, каляный, мы его рубим на куски. Знаешь, получаются такие голубые глыбы, в них, как в зеркало, можно смотреться. Здесь, — Вовка топнул, — вырываем яму, кладем туда лед, сверху газеты, а на газеты — землю. Там и сейчас лед, все лето будет лежать, до следующей зимы. Чем не холодильник?

Витя вспомнил белый большой холодильник на кухне своей городской квартиры.

Витя передернул плечами — он совсем замерз. Мальчики выбрались из погреба в избу.

Вовка поставил на стол крынку с молоком. Крынка сразу запотела. А в желтых, даже розовых сливках, которые покрывали молоко сверху, плавали черными точками мушки. Вовка выловил их кончиком ножа, и мальчики стали пить холодное густое молоко с толстыми ломтями черного хлеба, посыпая его крупной солью. Было очень вкусно.

В это время в сенях затопали; загремело ведро.

— Мамка, — сказал Вовка. — Не в духе вроде.

В комнату вошла маленькая женщина с такими же, как у Вовки, широко поставленными глазами — взгляд ее был озабоченным; волосы выбились из-под косынки; она была в резиновых сапогах; от нее пахло куриным пометом. Женщина стала в дверях, смотрела на Вовку, а Витю вроде не замечала.

— Ну что мне с тобой делать? — закричала женщина. — Немытый, нечесаный. И опять рубаху порвал!

— Мам, я... — начал было Вовка, но женщина закричала еще громче:

— На погибель мою растешь! Почему теленок непоенный?

— Мама, я...

Тут маленькая женщина заметила Витю, вернее, стала рассматривать его, и глаза ее сделались любопытными.

— А это кто же такой чистенький? — недоуменно спросила она.

— Витька, — сказал Вовка. — Дачник. У бабы Нюры они стоят.

— Понятно, — задумчиво сказала Вовкина мать. — Ну, давай знакомиться. Меня тетей Ниной звать.— Рука у нее была сильная, холодная, с потрескавшейся кожей. — Вон как люди ходят. Брал бы пример, бесстыжие твои глаза. — Вдруг она подошла к Вовке, ласково потрепала его по голове. — Есть хочешь?

— Нет, — ответил Вовка и счастливо улыбнулся. — Мы вот с Витькой молока с хлебцем поели.

— Поели? Ну и молодцы. — Тетя Нина опять задумалась. — Устала — сил нет. Все косточки болят. Посплю часа два. А вы, ребятки, идите бегайте.

— Мам, так я сейчас теленка напою.

— Ладно, ладно, я сама, — уже за перегородкой, где была кровать, сказала тетя Нина, шурша одеждой. — Бегите!

— Айда на речку! — весело крикнул Вовка.

И мальчики помчались.

На речке купалось и загорало много народу. Солнце, дробясь в брызгах воды, слепило глаза; где-то стучали по мячу. Долговязый парень в полосатых плавках и темных очках в пол-лица важно ходил по берегу, выбрасывая далеко вперед ноги; на его тощем животе болтался транзистор и передавал репортаж о велогонке мира на дистанции Варшава — Краков. По тому, как смотрели на парня, было ясно, что он нездешний. Может быть, первый раз пришел купаться. Наверно, новый дачник.

Парень присел около Вити и Вовки на корточки, спросил:

— Хлопцы, а когда в вашем магазине перерыв? Курево кончилось, понимаешь.

— Магазин второй день закрыт, — сказал Вовка. — Тетка Маня заболела. В сердце у нее хруст.

— Ай-ай-ай! — заволновался парень. — Не повезло. Бедная тетка Маня. Сердце хрустит. Надо же! Ну, бывайте, хлопцы.

И парень зашагал к зарослям лозняка, которые начинались сразу за песчаным пляжем и тянулись далеко, до самого леса, замыкавшего горизонт.

Мальчики рыли в песке норы, ходы, делали замок, засыпали друг друга. Вовка больше молчал, хмурился. Наконец он сказал, сердито посмотрев на Витю:

— Ты мою маму не осуждай, что сердится.

— Я и не осуждаю.

— Это она с горя. — Вовка поперхнулся.

— С какого горя, Вовка?