Что такое руна? И другие эссе - [49]

Но феномен ekstasis является переживанием очарованности значением или сутью проявляющейся в индивидууме. Ekstasis, открытость Бытию, таким образом, находится у истока нашей способности мыслить и передавать информацию с помощью символов, способности, которой не обладает ни одно из животных[137]. Не так давно я утверждал, опираясь на работы Хайдеггера, что ekstasis находится у истока языка, при условии, что первичная цель языка это дать голос Бытию сущего. Теперь я могу добавить, что ekstasis находится у истока языка в другом, более простом смысле: без него мы бы не смогли воспринимать слова как значащие что-то.

Таким образом, в верхнем палеолите в Европе мы обнаруживаем неожиданное появление новой формы или измерения сознания. Она сделала возможным искусство, религию, язык и символическое мышление вообще (позднее, науку и философию). Кроме того, ekstasis это не просто новый «инструмент» взятый на вооружение нашими предками. Вся имеющаяся у нас информация свидетельствует о том, что люди не владели — и не владеют — ekstasis; он владеет ими.

Хайдеггер проясняет это: «Разумение [то есть, открытость Бытию] есть не образ поведения, которым человек обладает как свойством, а наоборот: разумение есть то свершение, которое обладает человеком»[138]. Люди, во времена верхнего палеолита и сегодня, не делают осознанный выбор создавать искусство и практиковать религию. В фундаментальном смысле, они делают эти вещи потому, что им приходится.

Если смотреть с такой точки зрения, ekstasis предстаёт как феномен превосходящий человечество; он обладает человечеством, или приходит в определённый момент чтобы вселиться в него (и, по какой-то странной причине, всё намекает на то, что впервые он появился в Европе). Этот факт необходимо держать в уме, так как он будет иметь прямое отношение к моему объяснению, почему ekstasis впервые возник. Ekstasis, как я собираюсь предположить, является аспектом большего процесса, превосходящего человеческую природу и человеческую историю — но который включает в себя людей и доверяет им играть решающую роль. В следующем разделе, я начну свои рассуждения о том, как объяснить появление ekstasis.

5. Может ли биология объяснить ekstasis?

Я уже упоминал, что по мнению учёных пещерная живопись (а также религия, язык и т. д.) появились как результат некой генетической мутации, возможно «внезапной, удачной, генетически обусловленной реорганизации мозга». Так как я утверждал, что ekstasis заложил возможность для появления искусства, теперь мы должны рассмотреть гипотезу, что ekstasis может быть объяснён с биологической точки зрения: конкретно, в рамках дарвиновской теории эволюции. Я продемонстрирую, что в данном вопросе таится немало трудностей.

Обсуждение этих трудностей осветит некоторые дополнительные факты о ekstasis и человеческой натуре, что станет основой для моего взгляда на происхождение ekstasis. Однако моя теория не станет отрицанием науки. Вместо этого, я выскажусь в поддержку новой научной парадигмы — нового типа эволюционной теории — которая не только объяснит нам как наши верхнепалеолитические предки стали одержимы ekstasis, но также каково наше место в системе мироздания. Шестая и седьмая секции отведены для развития этих идей. Но давайте начнём с более традиционного, общепринятого научного подхода.

Вспомните слова Шопенгауэра, которые я цитировал ранее. Он говорил, что во время переживания, названного мною ekstasis, мы «совершенно теряемся» и «забываем свою индивидуальность, свою волю». «Воля» это специальный технический термин в философии Шопенгауэра[139]. Рискуя чрезмерно упростить обсуждаемые вопросы, по сути это отсылает к естественному я, со всеми биологическими инстинктами и потребностями, которые обычно увлекают нас.

Когда нас ведёт воля, всё рассматривается с точки зрения полезности. Если говорить языком современной биологической теории, мы подходим ко всему с точки зрения улучшения выживаемости и репродуктивного успеха. Основная проблема с объяснением ekstasis с точки зрения биологических или дарвиновских понятиях состоит в том, что это состояние, в котором мы точно — как абсолютно ясно объясняет Шопенгауэр — отключаемся от наших забот об удовлетворении биологических нужд. Эти нужды, напротив, сужают наши интересы до заботы о (краткосрочных и долгосрочных) проблемах организма. В ekstasis мы абстрагируемся от всех этих забот. Мы выходим за рамки чисто биологического — озабоченности выживанием и репродукцией — а также настоящего момента и даже нашей личности.

Дарвинизм, по крайней мере в понимании большинства его современных сторонников, настаивает на том, что человеческие характеристики получившие распространение (и те которые, напротив, не получили распространение, аномалии) должны каким-то образом служить улучшению выживаемости и репродуктивного успеха. Как дарвинизм, в таком случае, может объяснить ekstasis, определяющую характеристику человечества, если она заключается в нашей способности отвергнуть вопросы выживания и репродукции или выйти за их рамки?

Могу предположить, каков будет ответ от дарвинистов. Они укажут на тот факт, что ekstasis сделал возможным символическое мышление, а, следовательно, и язык, обладающий очевидной пользой для выживания. Или же они укажут на факт, что благодаря ekstasis происходит улавливание сути, благодаря чему мы способны заниматься научными изысканиями и накоплением знаний, необходимых для предсказания природных событий и использования их в свою пользу. Возможно те, кто мог испытать ekstasis и был вовлечён в такие виды деятельности, были более привлекательны для партнёров.