Что такое популизм? - [30]
Помимо всех этих практических задач – которые в основном связаны с выработкой политических стратегий, способных обуздать аппетиты популистов, – есть и еще одна важная проблема. Я утверждал, что проблема с популистами заключается в том, что они исключают. Так что же мы можем сделать в ответ? Исключить их! Я также неоднократно показывал, что популисты – убежденные антиплюралисты. Так чего же мы добиваемся, исключая их? Накладываем ограничения на плюрализм. Что-то здесь явно не так. Можно вспомнить, что придавало нападкам Уоллеса на либералов такую силу и убедительность: он утверждал, что «самые большие мракобесы те… кто называет мракобесами других»[130].
Я полагаю, что пока популисты остаются в рамках закона – например, не разжигают ненависть и не подстрекают к насилию, – другие политические акторы (и представители СМИ) обязаны вступать с ними во взаимодействие. Когда они получают места в парламенте, они являются представителями своих избирателей; игнорировать популистов – только усиливать у их электората впечатление, что «правящие элиты» бросили их на произвол судьбы, да и вообще никогда ими не интересовались. Но разговаривать с популистами – не значит говорить, как популисты. Можно серьезно отнестись к их политическим заявлениям, не принимая их при этом за чистую монету. В частности, вовсе не обязательно соглашаться с тем, как популисты преподносят те или иные проблемы. Вспомним пример, который мы приводили выше: были ли во Франции 1980-х миллионы безработных? Да. Были ли все рабочие места захвачены «иммигрантами», как пытался убедить свой электорат Национальный фронт? Разумеется, нет.
Смысл не в том, что правильные аргументы и неоспоримые доказательства гарантированно помогут разгромить популистов в парламентах, в публичных дебатах и в конце концов на избирательных участках. Если правда, что популисты всегда взывают к некоему символическому образу «истинного народа», привлекательность этого образа не исчезнет автоматически только потому, что избирателям будет предоставлена достоверная статистика относительно той или иной сферы общественной жизни. Но это и не означает, что правильные аргументы и факты вообще не имеют значения. Например, многие из тех, кто поддерживал Уоллеса во время президентской избирательной компании 1968 г., отвернулись от него после того, как профсоюзы стали забрасывать своих членов информацией о реальном положении «рабочего человека» в Алабаме и о том, как мало сделал Уоллес на посту губернатора, чтобы облегчить это положение[131].
Еще важнее то, что с популистами можно взаимодействовать и на символическом уровне. Это взаимодействие может принять форму дебатов о том, в чем на самом деле состоят фундаментальные обязательства государства. Но оно также может выражаться и в символическом признании тех частей населения, которые прежде были исключены. Необходимо понимать, что фигуры вроде Эво Моралеса или Эрдогана не просто злобные авторитарные лидеры, взявшиеся из ниоткуда: Моралес отстаивал права коренного населения Боливии, которое в массе своей не было допущено к участию в политической жизни; а Эрдоган занимался вполне демократической деятельностью, когда добивался политического присутствия тех, кого обычно игнорировали, – «черных турок», бедного религиозного населения Анатолии, – противопоставляя их одностороннему вестернизированному образу Турецкой республики, лелеемому кемалистами. Борьба за включение не обязательно должна была принимать популистскую форму pars pro toto; по-видимому, ущерб демократии можно было бы предотвратить, если бы правящие элиты готовы были предпринять шаги как к практическому, так и к символическому включению.
Кризис представительства? Случай Америки
В результате нашего анализа можно утверждать, что, как это ни парадоксально, единственная партия в истории США, открыто называвшая себя «популистской», на самом деле популистской не была. Как известно, популизм – это изначально движение фермеров в 1890-х годах. Какое-то непродолжительное время он угрожал монополии демократов и республиканцев на американскую политическую систему. На самом деле это не первый пример того, что историки считают популизмом в истории Америки. Сами отцы-основатели явно с опасением относились к бесконтрольному народовластию. Они как раз и пытались избежать ситуации, при которой воображаемое коллективное целое противопоставлялось бы новым политическим институтам. В этом смысл знаменитого высказывания в «Федералисте» (№ 63): «Совершенно ясно, что принцип представительства отнюдь не был неизвестен древним и вовсе не чужд их политическим структурам. Истинное различие между древними формами республиканского правления и принятой в Америке в другом: в полном исключении народа, который представляется общенародным собранием, из участия в правлении в Америке, а не в полном исключении представителей народа из правления в древних республиках» (выделено в оригинале. – Я.-В. М.)[132].
И все же фермеры пробудили «гений народа»[133], и в Конституцию вошло множество «популярных» элементов, от присяжных до ополчения
Когда отгремели последние залпы Второй мировой войны, союзники – США, Великобритания и СССР – сполна воспользовались материальным и интеллектуальным наследием нацистской Германии. И это относится не только к вывозу трофейной техники или конструкторов ракет и новейших образцов оружия. Послевоенный мир использовал и другие достижения Третьего рейха, в частности – наработки в области агитации и пропаганды. Ведь это именно новаторство фашистских бонз в области пропаганды позволило им не просто удержать население Германии в подчинении, но и внушить немцам экзальтированную любовь и преданность к своим фюрерам и ненависть к «врагам рейха».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Холодная война номинально закончилась в 1991 году, но Соединенные Штаты с распадом Советского Союза не только не прекратили военные и скрытые вмешательства в мире, но и значительно активизировали их. Книга «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в постсоветский период» продолжает фундаментальный труд Уильяма Блума «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны». Международный коллектив авторов, крупнейших специалистов по своим странам, демонстрирует преемственность в целях и обновление технических средств военной и подрывной деятельности Вашингтона.
Очередная книга известного российского предпринимателя и политика, бывшего главного редактора журнала «Америка» Константина Борового описывает события 1999 года, когда за два года до теракта 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке он получил информацию о подготовке этого теракта и передал ее посольству США в Москве, а затем и руководству ФБР в США.
Политологическое исследование Бориса Кагарлицкого посвящено кризису международного левого движения, непосредственно связанному с кризисом капитализма. Вопреки распространенному мнению, трудности, которые испытывает капиталистическая система и господствующая неолиберальная идеология, не только не открывают новых возможностей для левых, но, напротив, демонстрируют их слабость и политическую несостоятельность, поскольку сами левые давно уже стали частью данной системы, а доминирующие среди них идеи представляют лишь радикальную версию той же буржуазной идеологии, заменив борьбу за классовые интересы защитой всевозможных «меньшинств». Кризис левого движения распространяется повсеместно, охватывая такие регионы, как Латинская Америка, Западная Европа, Россия и Украина.
В классической работе выдающегося американского исторического социолога Баррингтона Мура-младшего (1913–2005) предлагается объяснение того, почему Британия, США и Франция стали богатыми и свободными странами, а Германия, Россия и Япония, несмотря на все модернизационные усилия, пришли к тоталитарным диктатурам правого или левого толка. Проведенный автором сравнительно-исторический анализ трех путей от аграрных обществ к современным индустриальным – буржуазная революция, «революция сверху» и крестьянская революция – показывает, что ключевую роль в этом процессе сыграли как экономические силы, так и особенности и динамика социальной структуры. Книга адресована историкам, социологам, политологам, а также всем интересующимся проблемами политической, экономической и социальной модернизации.
Роджер Скрутон, один из главных критиков левых идей, обращается к творчеству тех, кто внес наибольший вклад в развитие этого направления мысли. В доступной форме он разбирает теории Эрика Хобсбаума и Эдварда Палмера Томпсона, Джона Кеннета Гэлбрейта и Рональда Дворкина, Жана-Поля Сартра и Мишеля Фуко, Дьёрдя Лукача и Юргена Хабермаса, Луи Альтюссера, Жака Лакана и Жиля Делёза, Антонио Грамши, Перри Андерсона и Эдварда Саида, Алена Бадью и Славоя Жижека. Предметом анализа выступает движение новых левых не только на современном этапе, но и в процессе формирования с конца 1950-х годов.
В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.