Что такое Багинот - [10]

– Погоди, пришлю Гуго Шепелявого! Не до тебя сейчас! Полдня уже этот клепаный котелок до кухни донести не могу!

Развернувшись, хозяин «Бруно» яростно заковылял ко входу в гостиницу, но царевич, которому надоело быть футбольным мячиком, перепинываемым по всему двору, его окликнул.

– Погодите, мастер! Постойте! Скажите, пожалуйста, куда мне поставить своих коней, чтобы они никому не мешали?

– Ты не поверишь, парень! В конюшню их надо поставить, в конюшню!!!

– Конюшня исключена, – твердо покачал головой лукоморец. – Назовите какое-нибудь другое место.

Хозяин, не останавливаясь, раздраженно оглянулся и махнул котелком:

– Ну поставь ты их уже хоть куда-нибудь! Хотя, нет. Учитывая твою сообразительность, сначала придумай, куда поставишь, потом скажешь мне. Я буду в общем зале.

И, впервые заметив Иванов меч и обратив внимание на его манеры и речь, пробормотал себе под нос: «Ох уж, эта мне знать… Гонору – полный амбар, а мозгов… Если лошадь в конюшню не ставить, то зачем тогда господь бог придумал конюшни, как сказал Бруно Багинотский?»

И скрылся за дверью «Бруно».

Общий зал был полутемен и более чем наполовину пуст. За дальними столами, апатично развалившись, расположилась обслуга постоялого двора вперемешку со скучающими музыкантами. За столом у входа, так и не расставшись с котелком, присел хозяин, шумно вздыхая и сдувая пену с высокой дубовой пивной кружки. Рядом, за тем же занятием, можно было увидеть единственных двух посетителей. В воздухе носились ароматы вчерашнего рагу, кислого пива и упаднического настроения.

Гость помоложе, в круглых очках на золотой цепочке на длинном, грустно опущенном в кружку носу, нервно жевал тонкими бескровными губами и отрывисто вздыхал. Гость постарше, с толстыми дряблыми щеками и маленькими шустрыми глазками, кисло выговаривал, не сводя хмурого взгляда с собственных сарделькообразных пальцев, унизанных разнокалиберными разноцветными перстнями:

– …Идиоты в нашей стране, да и во всех соседних, перевелись еще неделю назад.

– Думаете, ваше превосходительство, все так действительно плохо? – тревожно нахмурил брови хозяин.

– Ха! Плохо! Ты оптимист, мастер Карл! Плохо! Плохо… Да хуже не бывает!!!

– Да не может такого быть, господин первый министр, – недоверчиво качнул лысой головой владелец двора. – Всё равно кто-нибудь наверняка еще объявится…

– Да если кто-то и объявится!.. – с отвращением фыркнул худой.

Пена из кружки мгновенно взлетела, облепив ему подбородок и нос, но он, лишь гневно мазнул рукавом по лицу и, не останавливаясь, продолжил:

– На то, что он справится, я и ореха гнилого не поставлю против твоего постоялого двора!

– Я поставлю наших коней против вашего угольного сарая.

Зал замер.

Все двадцать человек как один уставились на распахнувшуюся дверь.

Вернее, на того, кто в нее вошел.

Первым очнулся министр.

– Н-необычное п-предложение, – осторожно проговорил узколицый.

– Извините? – не понял Иванушка.

– Я хочу сказать… что ставить коней против угольного сарая… оригинальное предложение.

Ощущая всей кожей, что вдруг и сразу он отчего-то стал фокусом напряженного внимания всех присутствующих, Иван смутился.

– Ну… если вы против… я могу…

– Нет!

– Что ты!

– Никто из нас не против!

– Мы все за!

– Мужики, не верю своим глазам!..

– И ушам тоже!

– И бабы!..

– И тоже не верю!..

– Он решился!

– Решился!..

– Постой, постой! Значит, ты совершенно точно уверен, что хочешь сделать это?

Очкастый приподнялся, опираясь на мокрую от пролитого пива столешницу, вывернул шею как недоверчивый гусь, и попытался в душной полутьме заглянуть вошедшему если не в душу, то хотя бы в глаза.

– Н-ну да, – захлопал белесыми ресницами сбитый с толку лукоморец. – А что в этом особенного? Но если кто-то должен приехать за углем, или в вашей стране местные традиции имеют что-то против…

– Нет, ни в коем случае!!!

Очкастый выскочил из-за стола и, маневрируя между повскакивавшими с мест слугами, собаками и табуретками, подбежал к Иванушке с таким видом, словно вдруг признал в нем потерянного во младенчестве единственного сына.

– Держи мою руку!

Недоумевая по поводу странных и запутанных обычаев Багинота, по поводу того, когда это за сто тринадцать лет они успели так постраннеть и запутаться, и, заодно, по поводу того, не проще ли было бы потратить лишнюю пару кронеров и воспользоваться конюшней, лукоморец послушно сжал предложенные пальцы тощего носатого аборигена в своих.

– Карл, разбивай! – сияя как новый самовар, обернулся тот в поисках толстощекого собутыльника. Но искать того было не надо: возбужденно потирая пухлые ладони, он уже стоял наготове за его спиной.

– При свидетелях, как подобает по законам славного Багинота, разбиваю я ваши руки, и да будет слово твое, о чужеземец, крепко, как скалы нашей страны, и только смерть теперь может остановить тебя!

Взмах руки – и ладонь толстяка обрушилась ребром на подставленное ей рукопожатие.

– Клятва твоя, чужестранец, с этого мгновения вступила в силу, – торжественно надувшись, объявил толстяк. – И да поможет тебе в этом опасном деле провидение.

– Да ладно, не надо провидение, я сам справлюсь, – подозрительно косясь на беспричинно перевозбудившихся аборигенов, пробормотал царевич. – Если, конечно, вы мне объясните, чем ваш угольный сарай так опасен.