Что такое Аргентина, или Логика абсурда - [17]

В интимные моменты Карлиньо иногда казалось, что она как будто отсутствует, но Мара уверяла его, что очень волнуется, что чемпионат для нее – это так важно, и что она бесконечно благодарна ему за поддержку; в подтверждение своих слов она горячо обнимала его, прижимаясь всем телом.

Иногда он позволял себе мечтать, лежа в кровати с Марой. Говорил, что разведется с женой, что не хочет уходить по утрам, что они будут жить вместе; если Мара спрашивала, когда это произойдет, он говорил: «Дай мне чуть-чуть времени, и я все устрою, вот увидишь».

* * *

Чемпионат Мара с Фернандо провалили, не прошли даже в полуфинал. В этот вечер у нее случилась истерика. Она обвиняла Карлиньо в бездействии, деградации и нежелании расти, требовала, чтобы он ушел из семьи и посвятил все время ей, чтобы они стали официальной парой, чтобы жили и работали вместе, и много еще чего, что было невозможно разобрать из-за слез и криков. Закончилось все бурным сексом чуть ли не на автобусной остановке, продолжившимся дома, сморившим Мару крепким сном и обернувшимся бессонной ночью для Карлиньо.

Вскоре ссоры стали регулярными. Мара была амбициозна и не уставала говорить Карли о том, что надо расти, что у него застой: «Провел семнадцать лет на Флориде, и никаких перспектив», – ставила ультиматумы, требовала, чтобы он развелся. Карлиньо не любил спорить и всегда обещал исполнить все ее просьбы. Это еще больше раздражало Мару.

– Понимаешь, – жаловалась она подруге, – с ним даже невозможно поругаться. Он всегда со всем и на все соглашается.

– Золото, а не мужчина, – вздыхала с плохо скрываемой завистью подружка.

– Но при этом ничего – ни-че-го! – не меняется. Мне уже двадцать три! – театрально восклицала Мара и закатывала глаза, будто жизнь именно в 23 года и заканчивается. – Я не могу больше ждать!

Однажды, когда с этим же восклицанием Мара буквально вытолкала Карлиньо из своей квартирки, Карли, бледный, сбивчиво, в несвойственной ему манере, объяснял другу, к которому пришел, что нужно что-то менять, что он не может без Мары, что она, наверное, колдунья, как будто приворожила его, поскольку такого с ним никогда не случалось.

– Что-то надо менять, – шагал он по комнате, – что-то надо делать.

И сделал. Нет, не ушел от жены, не снял большую квартиру, как этого хотела Мара, не пошел искать работу в театре, не купил в кредит машину. Карлиньо пошел и записался… на уроки танго.

– Видишь? Я хочу расти, – объяснил он Маре и говорил, что благодаря ей он многое понял, что она, конечно же, права, и он будет много работать.

Когда через месяц все же оказалось, что Маре этого недостаточно, несмотря на то что Карлиньо после уроков у известного пожилого маэстро научил ее новым шагам и эффектным связкам, она объявила ему, что их отношения закончились. И этим сподвигла его на то, что он каким-то образом договорился о поездке в Бразилию, куда его пригласили дать мастер-класс по танго. Мару он взял с собой, как партнершу. Билеты и гостиницу оплачивала приглашающая сторона – туристка, приезжавшая в Буэнос-Айрес и танцевавшая с Карлиньо на милонгах. Она всегда предварительно договаривалась с ним по телефону, чтобы не разминуться в бесконечной программе ночных развлечений в Буэнос-Айресе, и следовала за ним повсюду.

Поездка прошла удачно, как с коммерческой точки зрения, – Клариса, та самая туристка, сделала в Рио хорошую рекламу для «маэстро из Буэнос-Айреса», и на мастер-класс записалось много людей, – так и с точки зрения укрепления позиций и пошатнувшегося авторитета Карлиньо, сразу выросшего в глазах юной Мары, которая впервые оказалась за границей и вкусила международный успех, восхищение учеников и вполне ощутимое материальное вознаграждение. Казалось, покосившаяся идиллия была восстановлена, Карлиньо снова казался ей милым и элегантным и будоражил в ней желание, смешанное с боготворением, что так нравилось ему.

Они вернулись в Буэнос-Айрес на втором дыхании своего начавшего было увядать романа. Появлялись везде вместе, проводили почти все ночи вдвоем. Жена Карлиньо уехала на гастроли в Японию, взрослые дети отлично справлялись со всем сами и только радовались отсутствию родителей и открывшимся в связи с этим возможностям.

И вот все закончилось. Внезапно. Как гром среди ясного неба, – таким, по крайней мере, виделся небосклон его любви самому Карлиньо. Его «рост», заключавшийся в занятиях с пожилым маэстро, ни в какое сравнение не шедшим с грациозным от рождения, пластичным и музыкальным Карли, но почитаемым в танго-мире за легендарную и долгую жизнь милонгеро, и одна поездка в Бразилию не оказались достаточными аргументами для Мары. В одну особенно холодную зимнюю ночь, когда они отмечали День друга в большой компании танцоров, музыкантов и прочей богемной публики портеньевских ночей, согреваясь алкоголем, у Мары случилась истерика, вызванная в равной степени терпким мальбеком и ощущением неудовлетворенности полной удовлетворенностью своего партнера, его упорным нежеланием меняться; ведь в двадцать три года все еще хочется поменять, ну если не весь мир, то хотя бы своего мужчину, важную часть этого мира. Большое количество алкоголя на вечеринке компенсировало нехватку киловатт допотопных газовых батарей в доме; для незлоупотреблявших спиртными напитками танцоров выпито было много, и вот теперь Мара рыдала взахлеб, не стыдясь и не закрывая руками своего мокрого от слез, с потекшей тушью лица. При каждом ее всхлипе, при каждом вздрагивании плеч лицо Карлиньо искажалось, как при сильной зубной боли, – этот вид боли до сих пор был единственным знакомым ему…