Что сердцу дорого - [4]

— Ладно, — сказал он, — несколько дней поживу. Устроюсь на работу — перейду в общежитие.

Аркадий обрадовался.

— Давно бы так. Ты что ж, в солдатском и пойдешь? Постой, хоть одеколоном побрызгаю. Не имеет значения? Чудак! Для девчонок только это и имеет значение. Ну-ну, не хмурься. Твоя — не такая, как все, особенная, как же!.. Ступай. Желаю успеха!

3

«Да, особенная», — мысленно продолжал Вадим разговор с Аркадием, быстро вышагивая своими длинными ногами по родной улице.

Она не изменилась, эта просторная окраинная улица с деревянными подгнившими тротуарами и засохшей на дороге грязью. Освещенная осенним солнцем, она тиха и пустынна, ни одного прохожего, только две девочки у края дороги играют в классы.

Вадим невольно ускорил шаги, увидев низенький, вросший в землю домик, над которым раскинул ветви высокий тополь. От этого тополя в комнате всегда было полутемно. У ворот еще стояла покосившаяся скамейка — мать любила сидеть здесь по вечерам. Вадим представил ее себе, худую, сутулую, в темном платье, и на миг даже мелькнула нелепая мысль: вдруг появится сейчас из ворот? Захотелось войти в дом, но он тут же раздумал. Зачем? Незнакомые занавески висят на окнах, чужие люди живут теперь под этой крышей…

Он прошел еще немного и остановился перед другим домом, который был выше, новее и крепче. Здесь жила Соня.

Вместе с теткой она переехала сюда незадолго до призыва его в армию. Однажды, возвращаясь с работы, Вадим увидел грузовую машину с вещами. Худенькая девушка и какая-то немолодая женщина беспомощно возились с диваном, не зная, как снять его с машины, а шофер сидел на обочине канавы и, отвернувшись, курил.

Вадим подошел, молча помог сгрузить и внести в комнату вещи.

Так они познакомились.

Домой к Соне Вадим почти никогда не заходил, его стесняла угрюмоватая старая дева, Сонина тетка, но по вечерам они иногда сидели вдвоем на скамеечке или шли прогуляться. Соня была не по годам серьезна, и темы разговоров все выбирала высокие: о подвигах, о смерти, о любви. Вадим сначала посмеивался над неоперившейся ее мудростью, а потом как-то незаметно стал относиться к Соне по-иному, скучал без нее и сам назначал свидания.

Но никогда еще он не волновался перед встречей с нею так, как сейчас. Даже не решился сразу войти в дом, а помедлил, глядя в окна.

Окна были закрыты, и сквозь тюлевые шторы ничего нельзя было рассмотреть. Вадим осторожно повернул кольцо калитки, миновал заросший травою дворик и с сильно бьющимся сердцем поднялся по ступенькам крыльца. Не успел он взяться за ручку, как дверь отворилась изнутри.

— Ва-дим! — нараспев сказала Соня.

На матово-бледном лице ее круто выгнулись дуги бровей, и из-под них растерянно, смущенно и радостно глядели большие голубые глаза. «Ждала», — мелькнула мысль у Вадима. Он молча обнял ее за худенькие плечи и, пригнувшись, поцеловал. Соня вспыхнула и отстранилась.

— Приехал? — сказала она, как будто еще сомневалась в этом.

— Только сегодня, — счастливо улыбаясь, ответил Вадим.

Соня стояла перед ним — тоненькая, стройная, в простом синем платье с горошинами и в ситцевой косынке, из-под которой выглядывали крупные завитки золотистых волос. «Обрезала косы», — подумал Вадим.

— Что же мы стоим? Идем в комнату, — Соня взяла его за руку.

— Ты куда-то собралась?

— На работу. Я во вторую смену. Но можно еще задержаться минут на десять.

У Вадима обиженно дрогнули губы. Он молчал, пораженный такой несправедливостью. Десять минут. После четырех лет разлуки!

— Неужели ты…

— Но ведь я задержу весь цех, Вадим.

Ему стало легче. Соня не виновата. Нельзя же, в самом деле, срывать работу всего цеха. Без нее, видно, там не обойтись… Кем она работает? Да, она писала: формовщицей.

— Я провожу тебя, — предложил Вадим.

Он шел, держа Соню под руку, и это было так необычно, ново и хорошо, что хотелось идти бесконечно. Но трамвайная остановка была уже рядом, и через минуту они с трудом втиснулись в переполненный вагон.

Вадим стоял, упершись одной рукой в вагонную стенку и отставив другую, чтобы уберечь Соню от натиска пассажиров. Она усмехнулась, заметив его заботливость.

— Придется тебе каждый день провожать меня на работу, а то раздавят.

— Ладно, буду каждый день, — согласился он.

Все-таки это было не то. Соня казалась слишком спокойной. И оба они говорили какие-то ненужные, малозначащие слова. Трамвайный вагон — не совсем подходящее место для объяснений в любви, но… Но могла она хотя бы поглядеть иначе. А она смотрела на него, как на всех: так же ясно и спокойно.

— Ты не рада? — тихо, с упреком проговорил Вадим.

— Конечно, рада, — возразила она, мягко улыбнувшись.

Вадим близко видел маленький ярко-алый рот с чуть приподнятой верхней губкой, прямой нос с просвечивающими тонкими ноздрями, длинные ресницы. Ему хотелось целовать ее нежные виски, чистый лоб, щеки, и он целовал бы, забыв про народ, если б только не боялся самой Сони.

А она задавала вопросы, как ему казалось, оскорбительные в эти первые минуты их встречи своей обыденностью. Тепло ли на Дальнем Востоке? Как он устроился с квартирой? Куда думает поступить на работу? Все-таки Вадим отвечал. И даже заинтересовался, когда Соня сказала, что у них в цехе нужны литейщики.