Что сердцу дорого - [39]
Отогревшись, женщины развязывали платки и тогда оказывалось, что вовсе они не одинаковые: эта вот степенная, немолодая, волосы начали седеть; у той, худощавой, строгое, чем-то озабоченное лицо с голубыми, как у Сони, глазами.
— До чего же тепло, — говорил кто-нибудь из строителей.
— Счастье людям!
— Попробовали бы пожариться тут, — вступал в разговор общительный и менее других занятый Аркадий, хотя «жариться» ему теперь почти не приходилось.
— Строить в такой мороз — это геройство, — сказал как-то Андрей.
— Надо — и строим, — просто ответила девушка с Сониными глазами.
В цехе шли бесконечные и жаркие споры. Нетерпеливый Минаев хотел немедленно перевести модельное отделение в новое здание. Осмотрительный Бережков советовал обождать, пока цех полностью достроят, — тогда можно будет опробовать все механизмы, выявить недочеты, устранить их.
Большинство поддерживало Минаева: слишком уж надоела теснота. Предостережения Бережкова мало у кого находили отклик. Недочеты? Какие недочеты? Ведь оборудование совершенно новое. «Именно потому, что новое…» — начинал было Бережков. «В институте люди не глупей нас с тобой сидят, знают, что проектируют», — обрывал его Минаев.
С Минаевым трудно было спорить. К тому же директор завода считал, что лучше постепенно переходить в новый цех. Модельное отделение готово — зачем ему пустовать? Раз появилась такая возможность, надо создавать людям лучшие условия.
И переселение началось.
Для модельщиц это был настоящий праздник. Высокое и просторное помещение с большими окнами все залито светом зимнего солнца. Сияют чистотой рабочие столы, выложенный плитками пол, белые двери. Гудят, вращая своими крыльчатками, вентиляторы. Пахнет свежей краской.
— Тут бы не работать, а танцевать, — говорит Зина Огаркова, сидя на новом месте за своим прессом.
— Только надо, чтобы всегда было так чисто, — отзывается Люба.
— От нас зависит, — вмешивается Вера.
За тонкой, от середины до потолка застекленной перегородкой помещается лаборатория — там властвует Тамара со своими бутылями и мензурками, работает опытная группа, а у окна стоят столы мастера и технолога.
Прошла неделя, две, прошел месяц. Выветрился запах краски и прочно устоялся нерезкий привычный запах пригоревшего на паяльниках парафина. Чуть поблекла первозданная свежесть стен, но все-таки у модельщиц было так хорошо, светло, чисто, просторно, что рабочие всех других отделений откровенно завидовали им.
Во всех бригадах поднялась выработка. Люба ни минуты отдыха не давала Соне и Зине Огарковой.
— Честное слово, девчата, опять мы отстанем от Каледукиной, — стращала она подруг, не прерывая работы.
— Не отстанем, только не подгоняй, и так стараемся, — возражала Зина и ловко нажимала рукоятку своего пресса, так что Люба и Соня едва успевали разбирать пресс-формы.
Соня легко догнала в умении и проворстве других модельщиц, ее руки будто созданы для этой работы. И хотя на модельном участке она недавно, ей часто поручают осваивать новые пресс-формы. Вот и сегодня она делает модели, которых до нее никто не делал, — это будет новая партия.
Новая пресс-форма очень удобна, легко разбирается. Пододвинула. Отвернула барашковые гайки. Сняла крышку. Поворотом рычага откинула стенки. Бережно положила в ящичек готовую модель. Так же быстро собрала пресс-форму, правой рукой толкнула ее к Зине, левой пододвинула следующую.
За спиной Сони стоит Костя Жарков, смотрит на свою конструкцию, придирчиво отыскивая недостатки в работе прессовщицы. Но их нет, модели идут, как по конвейеру.
— Удобно? — спрашивает Костя.
— Хорошо, — коротко отзывается Соня.
Удовлетворенный этим отзывом, он уходит.
— Ловкая ты в работе, Соня, — одобрительно говорит Люба. — Недаром тебе и в любви везет.
— Ну, перестаньте, — просит Соня. — Опять об этом.
— Разве парни за работу любят? — сердито стуча прессом и перекрывая своим голосом этот стук, говорит Зина.
Соня тихонько улыбается, а тонкие пальцы весело и быстро добывают из глубины стальных коробочек кремовые модельки.
— В пятом цехе токарь Славка Молостнов женится на инженерше, — сообщает Зина, встряхивая своей высокой прической. — Умора! Ему двадцать три, а ей все тридцать, и нос в оспинках. Вчера расписались. Я как раз ходила себе берет искать, но красных нету, а мне красное очень идет, — встретила их. Ведет ее под руку, а у самого рот до ушей. Вот у парней глаз нету!
Никто не отвечает ей, и Зина молча вздыхает. Глаза у парней, конечно, есть, но почему-то Зина не попадает в поле их зрения. Правда, уж не такая она красавица, но чем, скажите, хуже хотя бы Соньки?
— А Вадим, по всему видать, тоскует, — не унимается Зина.
— Они ведь сегодня тоже в новом цехе работают, — сообщает Люба. — Перевели для пробы.
— Надо будет пойти посмотреть, — говорит Соня.
— Соскучилась? — насмешливо любопытствует Зина.
— Просто надоело! — обрывает ее Люба. — Неужели ты, Зина, ни о чем другом не можешь говорить?
— Буду молчать, — объявляет Зина и в самом деле целых полчаса молчит.
В обеденный перерыв они все вместе отправляются на литейный участок. Там еще не закончился монтаж оборудования, и участок выглядит неказисто: высокое, светлое помещение, а пол земляной; большую часть цеха занимают три прокалочные печи, но две из них не достроены; всюду — железные части конструкций, кирпич, песок. Очень холодно. Отопление здесь по проекту не предусмотрено, предполагается, что будет тепло от самих печей, но пока действует только одна, и тепла от нее маловато.
