Что сердцу дорого - [19]
— Нет уж, благодарю, пожил!
Вадим бросился в комнату, выдвинул из-под кровати чемодан, кое-как затолкал в него свои рубашки, плащ, пиджак…
— Вадька, ну брось, ну чего ты, — пытался остановить его озадаченный таким оборотом дела Аркадий. — Ведь ты мне сколько неприятностей наговорил, я же не обиделся. Брось, Вадька… — смущенно твердил он.
— Обижаться тебе нечего, — сказал Вадим, — а вот подумать — есть о чем… — И, подхватив чемодан, бросил уже с порога: — Прощай.
— Да подожди хоть до утра! — пытался удержать его Аркадий, вцепившись в ручку двери и мешая Вадиму выйти.
— Пусти!
Дверь гулко хлопнула, но тут же вновь отворилась.
— Принципиальный очень! — крикнул Аркадий вслед Вадиму. — Пропадешь ты со своими принципами, вот что!
Вадим остановился, соображая, как бы похлеще ответить, но дверь снова закрылась.
— А, черт с ним, — махнул рукой Вадим.
Он вышел из подъезда на освещенную широкую улицу и полной грудью вдохнул холодный воздух.
13
Время позднее. Тишина. Редкие прохожие спешат по домам. Прошел, погромыхивая, полупустой трамвай. Ярко светятся красными и синими огнями витрины универмага. Розовые манекены, стыдясь за свои дурно сшитые платья и костюмы, застыли в неестественных позах. По-зимнему одетый сторож с винтовкой за спиной стоит, прислонясь к стене, сам неподвижный, как манекен.
Начал падать снег — еще ненадежный, не зимний. Вчера шел такой же — чистый, легкий и мягкий, а утром растаял, и стало мокро и грязно. Должно быть, и этому суждено растаять. А все-таки начинается зима. Через день — другой побелеет и земля, и крыши домов, ударит первый морозец, спрячется под ледяную корку река, чудесной росписью покроются стекла окон.
Вадим всегда любил эти первые зимние дни, по-особенному свежие и бодрящие. И сейчас он шел со своим чемоданом и рюкзаком, кое-как надетым на одно плечо, смотрел на медленно падавшие снежинки и чувствовал, как отступают куда-то, забываются все неприятности сегодняшнего вечера, и на сердце становится покойно. Только вот где ночевать… В общежитии, вот где. Нет мест, так ребята приютят на одну ночь, а там видно будет.
С общежитием, однако, вышла осечка: дежурная не впустила Вадима.
— Жди утра, — сказала она. — Комендант придет, с ним будешь разговаривать.
— Это — само собой, — миролюбиво согласился Вадим, — но ночевать-то я где-то должен.
— А это уж дело не мое! — отрезала дежурная и захлопнула дверь.
Вадим стал стучать, и они еще поговорили в том же духе, но так ни до чего и не договорились. Он отошел в сторонку, смахнул рукой со скамейки снег и уселся, уже не чувствуя той веселой приподнятости, с какой только что шагал по улице.
Снег перестал, все вокруг было бело, неподвижно и сонно. Почти все окна общежития были темны, только в двух комнатах еще горел свет. Тишина навевала сон, и оттого, что преклонить голову было негде, спать хотелось еще сильнее. Вадим представил себе мягкий диван, на котором он спал у Аркадия, и малодушно упрекнул себя за горячность. «Мог ведь утром уйти», — подумал он, но тут же вспомнил весь разговор и решил, что до утра ждать было невозможно.
Он поглядел на часы — было половина второго. Соня теперь дома, спит давно. И не догадывается, что он тут сидит… До чего медленно идет время!
Вадим поднес часы к уху — не остановились ли. Нет, идут. Ужасно хотелось спать. «Разве еще поговорить с этой теткой?» — подумал Вадим и уже было решился на это, когда невдалеке послышались шаги. Кто-то шел и негромко напевал: «Хорошо, когда ты любишь, и любимая с тобой».
Вадим по голосу узнал Костю Жаркова, комсорга цеха. Он кинулся ему навстречу.
— Костя, вот удача!
Жарков ничуть не удивился ни неожиданному появлению Вадима, ни тому, что на скамье лежали чемодан и рюкзак. Он шутливо толкнул Вадима в бок, потом взял за борт пальто и, глядя на него снизу вверх округлившимися глазами, тихо сказал:
— Вадим, я женюсь! Она согласна!
— А мне, понимаешь, ночевать негде, — сообщил Вадим.
Но Костя равнодушно воспринял это сообщение.
— Давай сядем, — сказал он и потащил Вадима к скамье. — Я думал, она рассердится. Ничего подобного! Правда, сначала говорит: «Брось шутки!» А сама в глаза смотрит, знаешь, как это бывает… Я говорю: «Какие тебе шутки?» И все. И договорились. Скоро свадьба. Точно не решили когда, но скоро. Ты приходи на свадьбу. Обязательно. Придешь?
— Приду, — сказал Вадим и вздохнул, пытаясь все же обратить Костино внимание на свое бедственное положение.
— Приходи, — повторил Костя. — А чей это чемодан? И рюкзак? — спросил он, уже встав со скамейки.
— Мой чемодан. И рюкзак мой. Ночевать негде. Думал в общежитии — не получается.
— Как не получается? Что не получается? — выпалил Жарков. — Сейчас все устроим… — И добавил, вновь вернувшись мыслями к своему: — Ох, Вадим, ничего-то ты не понимаешь!
— Ну, как знать, — неопределенно отозвался Вадим.
— Можно же так любить! Прямо до потери сознания, — сам себе удивляясь, пожимал плечами Жарков. — Негде спать, говоришь? — снова вспомнил он. — Знаешь что, ложись на мою койку, я все равно сегодня не усну.
— Я бы и на полу лег, да не пускают.
— Пустяки. Тетя Наташа! — позвал Костя, и, едва она вышла, договорился, что «этот товарищ» будет ночевать в общежитии. Сам он хотел идти гулять, но Вадим убедил его не блажить, и они улеглись на одной кровати.
