Что память сохранила. Воспоминания - [5]

Об отце-рыболове следует сказать подробнее. Для меня очевидно, что среди рыбаков-любителей он был профессионалом, умел всегда поймать рыбы столько, сколько хотел. Обычно рыбалка выглядела так. Отец сидел «на веслах» в лодке, а я с дорожками, то есть со сплетенными им лесками, располагался на корме, держа по дорожке в каждой руке. Когда огибали куст тростника, отец говорил: «Сейчас у тебя возьмет левую, подсеки!» Щука брала левую, я подсекал, и отец вытаскивал из воды очередную рыбину. Ошибок не бывало.

Однажды сосед по квартире Афанасий Данилович Буслов, сам заядлый рыбак, усомнился в умении отца добывать рыбу. Отец пригласил его в Васкелово, оформив пропуск. Буслов приехал и ехидно спросил, с чего это отец берет плетенную корзину. «Так надо будет куда-то щук девать», – ответил отец. Они привезли полную корзину щук, а меня сфотографировали со щукой, голова которой была вровень с моей, а хвост касался земли. Миф подтвердился. Пойманные рыбы сохли в тени, и на антресолях на кухне всегда хранились их высохшие тушки – немалое подспорье в рационе многочисленной семьи. Да и насчет подарков знакомым ломать голову не приходилось: высушенные щуки принимались с удовольствием.

Естественен вопрос: почему я все больше пишу об отце, оставляя в тени мать? Так уж сложилось в нашей семье, что своего первенца и обещающего художника-гения взяла под свое покровительство мама, а я уже по одному этому оказывался «отцов сын». К тому же я рос крепким, по-мужицки ловким, способным на поделки и всякого рода «мужскую работу», то есть был прямым продолжением отца. Отец брал меня на рыбалку, в многочисленные командировки по погранзоне, и я никогда его не подводил. Например, отправляясь в комадировку, отец всегда останавливал машину «у последнего гастронома», где покупал «малышку» водки. Потом эта «малышка» разливалась по скорлупкам яиц, взятым из дома: чайной ложкой ловко извлекалось крутое содержимое, и оставшаяся оболочка яйца превращалась в естественную рюмку. Но дома об этом – ни слова.

У меня вошло в привычку встречать отца на васкеловском вокзале, когда он приезжал на выходные поездом. Дорога от хутора, где мы жили, до вокзала составляла примерно пять километров, но меня отпускали из дома, потому что в погранзоне все было спокойно (хотя и не всегда благополучно).

Однажды я отправился встречать отца и своевременно пришел на вокзал. Какое-то время пришлось ждать, но, когда поезд пришел, отца в нем не оказалось. К приходу поезда на вокзале открывался буфет, и прибывшие «из города» могли насладиться в нем чаем или чем-нибудь покрепче. Я зашел в буфет, съел булочку, выпил чая и стал ждать следующий, последний поезд. Он прибывал через два часа, но отца в нем тоже не оказалось. Больше не было смысла ждать. Тем временем стало темно, к счастью дорогу трудно было потерять, и я бодро зашагал домой.

Дорога шла по пустым полям, местами поросшим кустарником. Спустя какое-то время мне захотелось отдохнуть, и, переступив через канаву, я улегся на теплую еще землю и заснул. Разбудил меня храп коня: оказывается, по дороге ехал конный патруль, конь почувствовал меня и захрипел. Конники спешились, старший признал меня: «Я этого хлопчика знаю, он приходит в комендатуру, в столовую за закваской. Их хутор на дороге над озером». Он посадил меня на коня, перед седлом, потрусили к дому. Дома не спали, ждали меня. Оказывается, отец приехал на машине. Но он не спешил встречать меня – он знал, что я не заблужусь.

Генерал Пядышев

Что думал кот Никита, зализывая разодранную совой спину? Что он слышал, лежа в избе во время вынужденного покоя, когда не мог охотиться? А слышал он вот что. По избе ходил Хозяин (папа) и громко говорил, что у него нет лодки и что если бы таковая была, то в доме было бы вдоволь рыбы, и коту хватило бы мелочи, то есть, как думал Никита, очень вкусных окуньков, а это означало, что не надо было бы прыгать в воду – мокрую и холодную.

Уши были не только у кота. Услышанное мотали на ус, хотя усов у них в отличие от Никиты не было, присутствовавшие в избе двое мальчишек. Оказавшись снаружи, старший (лет десяти) сказал младшему (лет пяти), что знает, где есть лодка (видел, когда они ходили в лес). План грабежа созрел стремительно, и братья отправились за лодкой. Она была недалеко – метрах в ста по берегу, качалась, привязанная к купальне, с просочившейся сквозь щели водой.

Мальчики воду решили не откачивать, главное – действовать быстро. Было также решено лодку отбуксировать по воде и камышам к своим мосткам, что действительно заняло немного времени. Теперь у окушков появилась тень от привязанной к мосткам лодки, куда они и поспешили спрятаться от палящего солнца.

Выше по тропинке, у крыши без стен мама стирала что-то в тазике, мы с братом занимались ненужной возней. Вдруг на дороге появился военный, он был в фуражке, хорошо отутюженной форме, но главное – у него в петлицах было по две звездочки. Мы с братом знали, что это значило – звание генерала, но генералов до этого случая не видели. Генерал обратился к маме и сказал, что у него пропала лодка. Мама ответила ему, что ничего о лодке не знает, не слышала, не видела и т. п. Но наблюдательный генерал заметил, что присутствовавшие при разговоре мальчишки как-то смутились, чем и выдали себя.