Что остается от небес - [33]

Друзья вышли из управления на Боу-стрит и теперь проталкивались сквозь запруженные толпой аркады, выходившие на площадь Ковент-Гарден. К этому времени суматоха, характерная для рынка в ранние часы, уже улеглась, тяжелые фургоны оптовых торговцев уступили место тележкам уличных продавцов и лоточникам, предлагавшим булки и устрицы, ножи и бумажники.

– А искривленная левая рука? – вспомнил Девлин.

– Леди Розамонда сообщила, что муж сломал руку еще мальчишкой, учась в Итоне, – пояснил магистрат, смотря вслед полной, толстошеей женщине, которая прошла мимо, пошатываясь под весом водруженной на голову корзины. В воздухе смешивались запахи кофе, свежих цветов и подсыхающего конского навоза.

– И как она восприняла новость о найденном теле?

– Расплакалась.

– А что супруга рассказывала об обстоятельствах исчезновения сэра Нигеля?

– Насколько я понял, баронета видели в последний раз двадцать пятого июля. Он уехал из поместья после раннего ужина, намереваясь провести вечер в одном из своих клубов. Но так там и не появился.

– Его лошадь обнаружили бродившей по Ханслоу-Хит тем же вечером?

– На следующий день.

– И никаких следов крови на животном или седле?

– Никто такого не припомнил.

Спутники остановились перед аптечной палаткой, в которой торговали всем: от пиявок и целебных трав до улиток для питательного бульона.

– И, тем не менее, списали исчезновение на разбойников? – хмыкнул виконт. – Немного странно, не правда ли? Когда вы в последний раз слышали, чтобы грабители оставляли чистокровную лошадь под седлом и уносили с собой тело жертвы?

– Власти решили, что лошадь убежала, когда на сэра Нигеля напали. В те времена пустошь Ханслоу-Хит пользовалась слишком уж недоброй славой.

– А не было подозрений, что баронет мог пасть от коварной руки одного из своих врагов?

– Да, таких предположений высказывалось множество. Как я могу судить, репутация у Прескотта была достаточно скверной.

– Я слышал, он состоял в «Клубе адского пламени»?

– И это тоже, – магистрат задумчиво уставился на пучок сушеной мяты. – Кажется, джентльмен обладал даром пробуждать страсти в своих недоброжелателях.

– Как и его брат, – заметил Себастьян. – Только, очевидно, по разным причинам.

– Истинная правда, – заплатив за мяту, Лавджой сунул пакетик в карман. – Насколько я понял, поначалу подозревали сына одного из бывших арендаторов, который давно точил зуб против баронета. Но у парня на тот вечер оказалось надежное алиби.

– И какое же?

Друзья повернули обратно к Боу-стрит.

– Он сидел в кутузке здесь, в Лондоне.

Девлин припомнил обнаруженный в теле жертвы кинжал эпохи Ренессанса. Можно было представить себе рассвирепевшего фермера, всаживающего в спину хозяина поместья серп. Но антикварный итальянский стилет? Вслух же спросил:

– А за что парень держал зло на Прескотта?

– Кажется, его отец из-за какой-то ерунды повздорил с сэром Нигелем. Тот отомстил, выдворив семью арендатора с фермы посреди разыгравшейся снежной бури. Они пытались добраться до Лондона и замерзли на полпути. Все: отец, мать, две младшие девочки. Сын остался в живых по единственной причине: какой-то дядюшка пристроил его в ученики к мяснику в Лондоне.

Себастьян резко остановился посреди площадной толчеи.

– В обучение к мяснику, говорите?

– Да, а что? – удивленно глянул на спутника сэр Генри.

– Вам известно, как звали парня?

– Слейд. Джек Слейд.

Должно быть, на лице Девлина что-то отразилось, поскольку магистрат поинтересовался:

– Вы его знаете?

– Еще как знаю, – кивнул виконт.

ГЛАВА 20

Обнаружив, что лавка на Монквелл-стрит заперта, Себастьян выследил Джека Слейда на огромном Смитфилдском скотном рынке[31], расположенном поблизости.

Были времена, когда на этих облюбованных смертью акрах земли слышался треск пылающих вязанок хвороста, глумливые вопли разъяренной толпы, крики умирающих мучеников – протестантские монархи сжигали папистов, а католики – еретиков. Теперь же открытый участок заполонили загоны с блеющими овцами, разделенные грязными проходами, в которых рядами стоял крупный рогатый скот, привязанный к изгородям.

Пробираясь по узкой дорожке, Девлин увидел упиравшегося ногой в нижнюю поперечину ограды мясника, а рядом с ним помощника гуртовщика. Они осматривали длиннорогую испанскую корову, привязанную прямо напротив разбросанных строений больницы Святого Варфоломея[32]. В воздухе стоял тяжелый дух навоза, мокрых шкур и немытых тел.

По кивку Себастьяна помощник гуртовщика отошел, отвесив челюсть от изумления. На этот раз виконт не старался скрывать, кто он такой.

– Вы не говорили мне, что росли в Прескотт-Грейндж, – начал он.

Нога Слейда соскользнула с перекладины. Мясник неторопливо выпрямился, сузившимися глазами оглядывая сюртук из тонкого сукна, ладно скроенные замшевые бриджи и блестящие высокие сапоги, но бросил только:

– А вы не спрашивали.

Девлин оперся локтем о верхнюю поперечину, окидывая взглядом мечущихся в загоне овец.

– По-прежнему утверждаете, что в понедельник вечером отправились к епископу, чтобы доставить свиные отбивные?

Слейд пожевал кусок табака, оттопырив нижнюю губу.

– А зачем мне было еще к нему ходить?