Что изволите? - [10]
По пути к начальнику Федор думал о том, что довольно-таки трудно не найти тех хлопцев, постоявших за честь и покой многих жителей. Уж слишком узкое поле поиска – вышли-то они из ближайших домов. И легко установить, откуда, ведь кто-то из жителей наверняка всё видел. К тому же, они – либо родственники, например, братья или отец с сыном, либо знакомые. В последнем случае, либо живут рядом, либо легко договорились между собой по телефону, чтобы объединиться. Запись ночного разговора можно быстро найти и к делу приобщить. Судя по бойцовским навыкам, либо спортсмены, либо бывшие десантники или спецназ какой-нибудь. Что-то в этом роде. А они все на учете! Можно быстро всех сквозь сито просеять. А как только личности обозначатся, останется лишь осмотреть их руки. Ушибы и прочие травмы укажут на недавнюю драку. И дело почти в шляпе – не отопрутся! Но мне-то нужно их, как раз, не найти! Да так не найти, чтобы комар носу не подточил! Это сложнее, чем отыскать!
– Товарищ полковник! Разрешите войти?
– Заходите, Федор Александрович! Присаживайтесь… Я сейчас освобожусь.
Спустя минуту Владлен Васильевич (Туз) действительно перевернул какие-то бумаги на столе и обратил всё внимание на Федора.
– Как дела идут, Федор Александрович?
– Как будто неплохо, товарищ полковник.
– Брось ты своё – полковник, полковник! Мы с тобой старые и хорошие знакомые. Называй меня по имени-отчеству. Мне доложили, будто ты вчера обнаружил главное звено той цепочки мошенников, которые лихорадят наших граждан уже две недели. Спасибо тебе за достойную работу! А что сам думаешь по этому поводу?
– В общем-то, ничего не думаю, Владлен Васильевич. Я на них случайно вышел, потому и среагировал. В подробности не погружался. Ни времени, ни желания для этого пока нет! Думаю, коллеги и без моего участия дело доведут до логического конца.
– Это правильно! Это хорошо, что ты своим коллегам во всём доверяешь. Я тоже надеюсь, что они достойно завершат и это дело, и прочие твои дела. Поверь, Федор Александрович, очень жалко бывает, буквально, до слёз, расставаться с лучшими работниками, но такова наша служба! Приходится подчиняться! С сегодняшнего дня ты выведен за штат! Сдай оружие, секретные документы, все дела и изволь дожидаться нового назначения. Надеюсь, скоро всё устроится! Желаю всего доброго! Ко мне есть вопросы, Федор Александрович? Тогда, до свидания! – начальник поднялся из-за стола и на прощание протянул Федору руку.
Ошарашенный происходящим Федор пожал руку, которая некоторое время назад подписала приказ, не просто отстранивший старшего лейтенанта от должности, но и поломавший его карьеру и судьбу.
Задавать вопросы полковнику, коль не среагировал сразу, он не стал. Дорога ложка к обеду! И, видя, как Туз демонстративно переключился на свои бумаги, повернулся и молча вышел. Вполне уместно заметить, вышел вон! Иначе говоря, был вежливо изгнан со службы!
За что? В этом надлежало разобраться, а для начала – проанализировать. Скорее всего, в приказе, который ему скоро подсунут для ознакомления и последней росписи, формулировка цели и причин отстранения от должности окажется обтекаемой. Настолько неопределенной, что не будет заключать в себе ни малейшей доли того, что позволит что-либо понять. Канцелярские крысы – большие мастера писать приказы нечеловеческим языком!
Федор машинально спускался по лестнице, направляясь к себе, и вдруг его обожгло понимание того, что сейчас он категорически не желает видеть кого-либо из коллег. Никого не хотелось пускать в свою раненую душу. Он собрал волю в кулак, чтобы сгоряча не наделать того, о чём потом пожалеет, с независимым видом вышел из здания, в котором проработал последние четыре года, и, оторвавшись от заинтересованных взглядов, в странном тумане травмированного сознания подчеркнуто деловитым шагом направился в притягательную безмятежность ближайшего сквера.
7.
Для начала Федор попытался нарисовать для себя полную картину событий:
«В общем-то, произошедшее со мной, весьма интересно, но теперь оно принадлежит прошлому. Потому – бог с ним! Но почему, почему оно случилось? Это действительно важно понять!»
Теперь, слегка успокоившись, можно сделать предварительные выводы.
Во-первых, Глеб действительно мне не лгал, отрицая свою причастность к делу «мастера». Это хорошо. Для него хорошо! Не запачкался!
Во-вторых, кто-то меня целенаправленно, корысти ради, заложил, а, может, и предал. Кто это сделал и зачем? Конечно, Тузу вполне мог доложить дежурный; ему положено! Мог настучать и Глеб, а мог и сам Туз поинтересоваться, уходя домой, кто там остался в КПЗ? Это плохо, если заложили! Конечно, для меня плохо!
В-третьих, факт, что вчерашнее задержание «мастера» настолько напугало Туза, что он решил немедленно меня обезвредить! Судя по поспешности, он прикрывает кого-то над собой. Потому и перестраховался. Боится, чтобы наверху его не укоряли за провал криминальной схемы! В противном случае, если это дело только самого Туза, он мог в отношении меня сработать кнутом или пряником. А тут – целая операция по ликвидации свидетеля! Это плохо! Значит, возвращение в ряды МВД мне не светит. Такие решительные подвижки случаются лишь в одном направлении. Зарыть меня где-то, для полной уверенности, они ещё смогут, но реанимировать не станут ни за что!
В увлекательной военно-исторической повести на фоне совершенно неожиданного рассказа бывалого героя-фронтовика о его подвиге показано изменение во времени психологии четырёх поколений мужчин. Показана трансформация их отношения к истории страны, к знаменательным датам, к героям давно закончившейся войны, к помпезным парадам, к личной ответственности за судьбу и безопасность родины.
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.
Ольга хотела решить финансовые проблемы самым простым способом: отдать свое тело на несколько лет Институту. Огромное вознаграждение с минимумом усилий – о таком мечтали многие. Вежливый доктор обещал, что после пробуждения не останется воспоминаний и здоровье будет в норме. Однако одно воспоминание сохранилось и перевернуло сознание, заставив пожалеть о потраченном времени. И если могущественная организация с легкостью перемелет любую проблему, то простому человеку будет сложно выпутаться из эксперимента, который оказался для него слишком жестоким.