Что гложет Гилберта Грейпа? - [33]

— Угадай, что будет в четверг? — тараторит она.

Пожимая плечами, гружу в кузов следующий пакет.

— Годовщина. Семь лет. Семь лет со дня твоего первого… визита.

— Подумать только, — с расстановкой говорю я.

— У Кена в четверг масса встреч. Мальчиков могу отвезти в бассейн. Как ты смотришь на юбилейный пикник?

— Мм… — отвечаю. Останавливаюсь, весь мокрый от погрузочных работ, и поднимаю на нее глаза.

— Приготовлю все твое любимое. — Она тараторит еще быстрее.

— Сейчас мне затруднительно думать о еде. Совсем нет аппетита. — Указываю на бесчисленные пакеты, но она не улавливает никакой связи.

Похоже, кроме меня, она ничего не замечает. Но вдруг у нее морщатся губы.

— В чем дело, милый?

От слова «милый» у меня голова врастает в плечи. Вот уже семь лет я — ее милый, ее секрет, ее солдатик. Я даже на свидание ни разу не ходил. У меня была только миссис Бетти Карвер. Хватит уже этих тайных встреч.

— Что случилось?

Поворачиваюсь и смотрю на нее в упор. В моих глазах она видит только холод.

— Ах вот оно что, — говорит она. — И тебе это так легко?

— Нет… нелегко.

Последний пакет уже в кузове. Свет в продуктовом магазине «Лэмсон» выключен, дверь заперта. Я возвращаюсь к миссис Карвер — и не могу сдержать словесный поток:

— Почему ты выбрала меня? А? Ты могла выбрать кого угодно. Ты могла выбрать Лэнса Доджа! Но ты выбрала меня. Даже сейчас в городе полно молодых парней, которые были бы счастливы… это… у тебя поучиться. Есть эффектные парни. Накачанные. Выросшие на фермах. Какого дьявола ты выбрала меня — ума не приложу!

— Я пропускаю мимо ушей этот выплеск. У тебя был долгий день.

Пинаю ботинком покрышку.

— Пикник. Где всегда. В четверг у нас годовщина. Либо ты приедешь, либо нет.

Я не отвечаю.

— Да. У меня был выбор. Но я выбрала тебя.

— Почему? Скажи: почему? А?

— Потому что.

— Давай. Говори.

— Потому что я знала: ты никогда не бросишь своих родных. Я знала, что ты никогда не уедешь из Эндоры.

Смотрю на свой пикап. Заднее окно грязное.

— Пикник, Гилберт. На нашем месте. В четверг. Надеюсь, ты приедешь. — Она прекращает эту пулеметную очередь и почти другим тоном спрашивает: — Или ты так прощаешься?

Разглядываю свои теннисные туфли. Пора новые купить.

Она говорит:

— Я ведь тоже могу распрощаться. Могу.

— Послушай, — говорю я. — В кузове молоко греется. Мороженое тает.

— Что-что?

— Продукты. — Стараюсь не смотреть ей в глаза.

Отступая назад, она шепчет:

— Прощай.

— Ты должна быть счастлива, что это сказала! — кричу я.

— Нет. Я отнюдь не счастлива!

— Однако же ты улыбаешься!

— Так бывает, правда? Смешно.

Задним ходом она выезжает со стоянки на проезжую часть. Я машу, чтобы она притормозила. Опускает окно:

— Ну что еще?

— Фары.

Ее взгляд прикован ко мне. Левая рука нащупывает переключатель; вспыхивают фары. Я стою на месте, пока ее автомобиль не скрывается из виду.

Наверное, мне полагается грустить. Или испытывать хоть какое-нибудь чувство.

Окидываю глазами пакеты с продуктами, и перед мысленным взором возникает картина голодающих детей. Тут костлявое тельце, там вздутый живот — и пересохшие материнские груди. Что-то порочное есть в доставке всей этой еды ко мне домой. Что-то порочное есть во мне, подсказывает внутренний голос, но я спешно меняю тему. По дороге домой включаю радио и подпеваю.

В голове бьются ее слова: «Я знала, что ты никогда не уедешь из Эндоры». Я еще им покажу, говорю я про себя. Я еще всем им покажу. На среднем из трех городских светофоров зеленый свет сменяется желтым, потом красным. Останавливаюсь. Жду. Горючего у меня хватит до Иллинойса или до Кентукки, припасов хватит на всю жизнь. Можно начать с чистого листа.

На светофоре загорается зеленый. Это мой шанс. Но я сворачиваю на свою улицу и мигаю дальним светом. Наш слабоумный стоит у бордюра в ожидании этого сигнала. Он мчится в дом, не сомневаясь, что это я. Не успел я свернуть к дому, как на крыльцо выскакивают Эми и Эллен.

— Вот спасибо тебе, — говорит Эми, подхватывая два пакета.

— Да, спасибо, — говорит Эллен.

Навешиваю на Арни хлопья для завтрака:

— Тащи, парень.

Эми делает вторую ходку. Спешит, отдувается.

— Эллен сломала ноготь.

— Ох, — говорю. А сам хочу спросить: «Мне что, теперь горевать?»

— Мама нервничает. Кушать хочет. Ты ей чипсы привез?

— А как же.

— Шесть пакетов, надеюсь.

— Сколько в списке указано. Сколько указано, столько и привез.

— Понимаешь, я вначале написала пять… потом исправила на шесть…

— Ну, не знаю. Эми… уноси продукты.

Из дома выбегает Арни и быстро-быстро десять раз повторяет:

— Арахисовое масло.

— Да, Арни, привез тебе арахисовое масло.

— С орешками, с орешками, с орешками, с орешками, с орешками?

— Конечно, с орешками.

Он валится на землю рядом с почтовым ящиком. Это смахивает на оргазм. Из дома появляется Эллен с пластырем на месте ногтя.

— Йогурт мне привез?

— Да.

— А от тебя, оказывается, есть польза, — говорит она, выбирая самый маленький, наилегчайший пакетик.

Наконец покупки перекочевали в кухню. Пока Эми с Эллен расставляют все по местам, Арни топочет по коридору нижнего этажа и давит мелких черных муравьев. Мама спрашивает, что планируется на ужин, и Эми невнятно упоминает куриное рагу. Мама тянет: