Что, если мы поверим - [122]

Эмбер уже в первой части фильма не переставая ревела. Вообще-то, она ревела беззвучно, но глаза у нее были красными и опухшими. Она держала в кулаке смятый носовой платок и завороженно смотрела на экран. Эммет сидел рядом и, умиляясь, гладил Эмбер. Когда наши взгляды встретились, он улыбнулся и слегка пожал плечами.

Когда фильм закончился и все снова немного пришли в себя, мы еще сидели далеко за полночь, разговаривали и доедали оставшиеся закуски.

– Вы поедете или останетесь? – спросил Сэм, когда все начали расходиться. Они с Лори планировали заночевать здесь, Эмбер и Эммет тоже от усталости были готовы тут же свалиться спать.

Скотт посмотрел на меня и взял за руку. Я посмотрела на него, ожидая ответа. Ему решать, остаться ли на ночь здесь или предпочесть спокойную обстановку собственного жилища.

– Я думаю, мы поедем, – сказал он наконец.

Мы надели обувь и распрощались со всеми. Эммет большими пальцами вытирал растекшуюся тушь Эмбер и улыбался ей, потом слегка наклонился и поцеловал. Все было так прекрасно, что почти причиняло боль.

Пусть бы так было всегда.

Мы вышли из дома, небо над освещенным городом было темно-голубым. Скотт вел машину в Дип-Коув, а я не могла перестать смотреть на него. Он повернулся в мою сторону, и я увидела его потемневшие, слегка утомленные синие глаза. Исчерна-синий взгляд, такой же, какой я почувствовала на себе тогда, лежа без одежды рядом со Скоттом, когда он не хотел засыпать, потому что иначе не смог бы смотреть на меня.

Мы ехали по лабиринтам улиц, между небоскребами, и я вспомнила квартиру Сэма и осколки разбившегося бокала во время нашей первой встречи со Скоттом. Не знаю, думал ли он о том же, но я знаю, о чем он думал, когда мы миновали центр и поехали по шоссе через Стэнли-парк. Последняя глава «Притворяясь», мост Лайонс-Гейт и мои фразы, которые оказались столь близки к реальным фактам из жизни Скотта. Когда мы подъехали к мосту, у меня ком стал в горле. Блеск огней в зеркале заднего вида, тени и свет на лице Скотта. Он следил за дорогой, его лицо ничего не выражало. Я смотрела на него, и мне так много нужно было сказать.

Я уже открыла рот, и Скотт будто почувствовал. Он повернулся и посмотрел на меня. Шины шуршали по асфальту, слова шуршали в моей голове.

– Сегодня было здорово, – сказал он мне и в темноту, по радио играла тихая музыка, и у меня подступили слезы. – Просто отлично.

– Да, – прошептала я еле слышно, но почему-то была уверена, что Скотт меня понял. Заметив, что я смотрю на него, он взял мою руку и переплел наши пальцы.

– С тобой всегда по-настоящему здорово, – сказала я, и он наградил меня улыбкой.

Мы съехали с шоссе, ведущая на радио стала что-то быстро говорить между песнями. Я прислушалась.

– И поскольку его не бывает много, следующей композицией будет последний хит PLY. Уже шесть недель на первой строчке хит-парада, и если еще кто-то умудрился это не послушать, держитесь, потому что этот сингл – до мозга костей личная история. С сегодняшнего дня трехкратный платиновый диск, буквально пробирающий до мозга костей: Skin Deep от PLY.

Зазвучали первые такты, а моя кожа вновь покрылась мурашками, это никогда не пройдет. Я подумала о прожекторах и орущей толпе на концерте. О слезах на моем лице и на лице Скотта, когда он обо всем рассказал мне в том отеле в Лос-Анджелесе. Думала я и о воплотившемся в реальность ужасе и о потерянности в его глазах, потому что в кои-то веки он мог быть самим собой. О его улыбке, о волне счастья в моей груди. Скотт припарковал машину на одной из стоянок на шоссе, с которой открывался вид на порт и мерцающий Скайлайн.

– Что мы делаем? – спросила я, когда Скотт потянул на себя ручной тормоз и взялся за ремень безопасности.

– Не знаю, – ответил он и вышел. Он стал обходить машину, а я отстегнула свой ремень. Скотт открыл дверь с моей стороны. Я дала ему руку, и он вытянул меня на улицу.

– Мне просто захотелось на тебя посмотреть.

Я улыбнулась, мои плечи обволакивала прохладная ночь, а мелодия песни обдавала мое сердце теплой волной. Я прислонилась спиной к машине и притянула Скотта к себе.

– Ну так смотри, – сказала я.

Скотт разглядывал меня долго, пока на губах не обозначилась легкая улыбка. Он наклонился для поцелуя. Его щетина мягко защекотала мое лицо, и я задрожала, а потом синхронно со своим голосом по радио он прошептал: You feel like starving hope when you’re reading me, и я задрожала еще сильнее.

Его песня летела в ночь из открытых окон машины, и когда он подпевал эти строчки, которые заставили плакать пятидесятитысячный стадион, я все еще не могла поверить, что он стоял сейчас передо мной.

Я запустила пальцы в его волосы и почувствовала себя здесь и сейчас. В этой конкретной версии моей истории, в нашей реальности. Той, что была так тяжела и трудна, и той, что дарила счастливые мгновения под полуночным небом и сияющим городом позади нас. Реальность, в которой Скотт мог быть таким, каким он был. С бурей мыслей и голосом вкуса соленой карамели. С танцами из слов, пронизанным музыкой до кончиков пальцев.

Губы Скотта коснулись моих губ, и я чувствовала себя такой цельной. Слезы в глазах, вкус моря на языке, не сброшенная змеиная кожа, и легкое сердце, такое легкое, что было способно полететь. Я бы не стала его удерживать. Я ничего больше не стала бы удерживать. Я бы только улыбалась и надеялась, что останется то, что делает меня мной.