Что движет солнце и светила - [5]

— Чудо как хорошо! — изумлённо шепнула Нина Андреевна. — Рэкетиров не боишься? К такому местечку они, как бабочки к огню, слетаются…

— Чепуха, — сверкнул золотом зубов Семён Александрович. — Я никого не боюсь. Кроме тебя.

— Что, такое пугало?

— Это, может, и не оригинально, но ты для меня как шампанское, которое неожиданно бьёт в голову…

— Пробкой? — уточнила Нина Андреевна и тут же поняла, что переиграла: Семён не любил глупого кокетства.

— Это тебя твоя шляпка не только от пробки, но и от пули защитит, неловко пошутил Семён Александрович. — А я свою лысину ничем не прикрываю. Не люблю…

В его глазах сверкнули холодные льдинки — значит, злится. Но шляпку всё-таки оценил: сказал, что к лицу, и сразу видно — дорогая, не ширпотреб. А потом, как бы между прочим, заметил, что устал от одиночества, хочется покоя, уюта, и чтобы в доме была хозяйка.

Нина Андреевна поняла, к чему он клонит, но на всякий случай решила этого не показывать, хотя — кто бы мог подумать! — сердце так и запрыгало веселой канарейкой по жердочкам грудной клетки.

«Дура престарелая», — обругала она себя, но ничего не могла поделать со сладким томлением, перехватившим горло. Это даже показалось ей противоестественным: пора грехи замаливать, благочестие и все добродетели вспомнить, может, наконец сходить в церковь — некрещёная ведь, прости Господи, а вдруг да существует загробная жизнь? Неохота в пекло угодить. А крестик, может, спасёт, а?

— Ладно, — сказала Нина Андреевна. — Ты мне помог сэкономить на объявлении в газету. Я уже и текст сочинила, очень простой: «Дама возраста элегантности с массой недостатков и кучей достоинств ищет спутника жизни».

— Шаблонно, — поморщился Семен Александрович. — Никто не клюнет, разве что какой-нибудь бомж. Солидная женщина должна писать точнее: «У состоятельной вдовы — работающей пенсионерки есть всё, кроме любви…»

— Ну ты и зануда, — обиделась Нина Андреевна и даже ногой топнула, ручкой всплеснула. Но всё, однако, уладили флакончик духов «Фиджи» и обещание подарить кольцо с сапфиром.

* * *

Нина Андреевна отвыкла от присутствия в доме ещё одного человека и потому время от времени конфузилась. То постель не заправит — утром дорога каждая минутка, некогда, да и кто увидит эти смятые простыни? То кучу посуды в раковине оставит. Она обычно перемывала её, когда не оставалось ни одной чистой тарелки. И пол мыла раз в неделю. Дверь в туалет никогда за собой не защёлкивала, а тут только усядется, как Семён входит. Сначала он молчал, мрачнел, а потом бурчать стал.

Нина Андреевна, по правде говоря, тоже была не в восторге от некоторых его привычек, например, есть перед телевизором и одновременно читать «Приамурскую звезду», главную местную газету. И не из-за того сердилась, что под креслом рос холмик крошек, а потому что ей хотелось поговорить. Он отвечал невпопад: «да — нет», рассеянно кивал, а если и оживлялся, то для того, чтобы прокомментировать какую-нибудь заметку.

Самое интересное, так это то, что Нина Андреевна уже через месяц спрашивала себя, на кой ей ляд всё это нужно: не высыпаться из-за богатырского храпа Семена Александровича, тратить время на стирку его трусов и носков, как будто нет других более интересных занятий. Она, кстати, рассчитывала, что будет обласкана, наслушается разных нежных слов и, по крайней мере, хотя бы ощутит в постели тепло другого человека. Но Семён Александрович спать ложился поздно, когда она, как истинный жаворонок, уже смотрела если не третий, то второй сон — точно.

Утром добудиться Семена Александровича было почти невозможно. Но Нина Андреевна догадалась поставить будильник под стеклянный колпак. Ужас, какой получался трезвон!

Семён Александрович, с одной стороны, вроде как поселился у Нины Андреевны, а с другой — вроде как и нет: иногда оставался ночевать в своей квартире, никаких вещей из неё не перевозил, и не смотря на явные намёки, что старенькая «Бирюса» для двоих маловата, новопоселенец никак не хотел понять, что как нельзя кстати оказался бы его новенький японский холодильник.

В конце концов, Нина Андреевна решила, что он жмот и ничего путного из их союза не выйдет.

Проводив однажды утром Семена Александровича на работу, она собрала его белье, бритву, зубную щетку и другие мелочи в полиэтиленовый пакет. Хотела положить туда же и дорогой французский одеколон, но раздумала: пусть останется, вроде как воспоминание. Да и самой пригодится: аромат у него приятный, можно вместо дезодоранта под мышки брызгать. Хоть какая-то от Семёна польза.

* * *

— Что это? — спросил Семён Александрович, увидев пакет. — Отставка?

Нина Андреевна, выпившая для храбрости полбутылки «Кристалла», сунула в зубы сигарету «Президент» и нахально чиркнула зажигалкой.

— А что? — сказала Нина Андреевна, выпуская дым колечками. — Не понятно?

— Не совсем, — ответил Семён Александрович и сморщился: Напилась, да? И эти сигареты… Ведь договаривались: приспичит — кури на кухне.

— Надоело! — Нина Андреевна подбоченилась левой рукой, а правой провела перед носом Семена Александровича дымящимся «Президентом». — Или я уже и не хозяйка в собственном доме? Что хочу, то и делаю…