Что было, что будет - [24]

Шрифт
Интервал

В этот день у Ляпина планировались две небольшие, несложные операции. Он провел их быстро, одну за другой, и был доволен. Он вообще любил простую работу, без нервотрепки, без риска, в которой все известно насквозь и от которой не ждешь никаких осложнений. Любил и делал ее хорошо, добротно, и именно простота работы доставляла ему особенное удовольствие. После операции, большой и рискованной, если даже она прошла успешно, постоянно остаются в душе какая-то неуверенность, противная зыбкость, ведь никогда не знаешь, как оно потом все обернется. Простая же операция словно бы имела в конце эдакую четкую, успокаивающую точку.

Выйдя из операционной, Ляпин попросил принести в кабинет чаю покрепче. Теперь можно было позволить себе расслабиться и отдохнуть десяток минут. Вся основная работа на сегодня была сделана.

Он любил побыть в кабинете один, приятное было местечко: хорошая, мягкая мебель, полированные панели, огромное окно выходит в больничный скверик, городской шум доносится сюда приглушенным, слитным и даже успокаивает.

Нелегко достался ему этот кабинет, как, впрочем, и остальное в жизни. Все приходилось оплачивать тяжелым, потным трудом. И в институт со второго лишь захода пробился, и учеба туго шла, из читалки не вылезал почти, хотя учился без троек, твердо на стипендию тянул. Не блистал, нет, но крепким студентом всегда был, это точно. А потом, после окончания, три года на сельском участке отбарабанил, вещь несладкая, покоя ни днем, ни ночью. Затем в городе надо было как-то зацепиться, тоже задача не из легких. А сколько сил, сколько нервов женитьба на Ларисе ему стоила? Сначала она и слышать об этом не хотела, не тот он был человек, не того, казалось ей, полета. Однако уломал, добился своего… А ведь есть же люди, которым все играючи, шутя дается. Тот же Смольников. Учился прекрасно, с блеском, премии на конкурсах студенческих научных работ получал. И на спорт его хватало, и на романы, девицы так ему на шею и вешались. В аспирантуре сразу же остался, диссертацию через год всего защитил, а теперь до него уже не дотянешься.

В кабинет торопливо вошел ординатор Ивлев и на мгновение застыл у дверей в нелепой позе. Был он тощ, высок, длиннорук, длинноволос, с яркими, светящимися прямо-таки глазами. Во всем его облике угадывалось столько энергии, что Ляпин даже чуть поежился, словно в кабинет ворвался ветер или колючий, морозный воздух.

— Сейчас Иванову беру на стол, — сообщил он.

— Как на стол?..

— Я же вас предупреждал вчера. Больная подготовлена, все на колесах.

— Ах, да… — Ляпину стало неловко за свою забывчивость. — С утра надо было бы делать со свежими, так сказать, силами. Операция-то непростая весьма.

— Я и хотел с утра, — пожал Ивлев плечами. — А потом слышу — вы в операционной…

В Ивлеве были видны нетерпение, готовность действовать, и Ляпин почувствовал, что, предложи он перенести операцию на завтра, тот огорчится. Энтузиаст… Ему сейчас только одно и одно нужно — у стола стоять, работать, пока ноги держат. Неуемный парень. Когда-то он и сам такой был, мелькнуло у Ляпина. Впрочем, был ли? Таким, пожалуй, нет. Теплилось, конечно, в душе нечто подобное, но гораздо, гораздо слабее. А этот дневать и ночевать готов в отделении. Сколько он здесь, после института, работает? Четвертый год… И все не уймется никак, но со временем укатают и его крутые хирургические горки. Рано или поздно. Тоже захочет, чтоб больных тяжелых было поменьше, операции попроще, дежурства поспокойней. Рано или поздно все к этому приходят, разница лишь в сроке. Кому на три года хватает жадности и интереса к работе, кому на десять. Со всеми так. Почти со всеми, если уж до конца справедливым быть. Кое у кого — у единиц, конечно — такой огонек всю жизнь горит. Слипченко, например, из этой породы, Цагин… Тоже счастливцы, всю жизнь в рабочем угаре пребывают. Вошел в операционную в двадцать три года, взял в руки скальпель и как в воду лет на тридцать пять, до пенсиона, нырнул. Конечно, счастливцы. Одна работа, и никаких больше проблем. Все остальное стороной проходит, само собой устраивается. Недурно, что там говорить, но такой интерес, такое самозабвение, как и талант, от бога. Насильно этого в себе не взрастишь.

— Что ж, давайте, — согласно кивнул Ивлеву Ляпин. — Делать так делать. Я чуть попозже посмотреть подойду.

Когда Ляпин вошел в операционную, операция уже началась. Ивлев работал экономно, смело и очень быстро. Его крупные, сухие, длиннопалые руки приковали внимание Ляпина. До мелких деталей понимая и предугадывая ход работы, Ляпин поймал себя на том, что мысленно как бы приказывает рукам Ивлева совершить то или иное движение, действие, и оно тут же, незамедлительно, производилось. Мгновениями у Ляпина даже возникало такое ощущение, словно это он сам и оперирует, и так хорошо, как никогда не мог раньше…

Вид напряженной, азартной работы захватывал Ляпина все больше, и ему уже трудно было оставаться в роли постороннего наблюдателя. Наконец он не выдержал и сказал ассистенту Ивлева, что помоется и сменит его.

Ляпин давно уже, около года, не оперировал вместе с Ивлевым и сразу же почувствовал, что тот работает гораздо лучше, чем он сам. Главное — точнее и быстрее. И решительней. Да и добротней, надежней, пожалуй. Надо же, как вырос. Настоящий мастер…


Рекомендуем почитать
2024

В карьере сотрудника крупной московской ИТ-компании Алексея происходит неожиданный поворот, когда он получает предложение присоединиться к группе специалистов, называющих себя членами тайной организации, использующей мощь современных технологий для того, чтобы управлять судьбами мира. Ему предстоит разобраться, что связывает успешного российского бизнесмена с темными культами, возникшими в средневековом Тибете.


Сопровождающие лица

Крым, подзабытые девяностые – время взлетов и падений, шансов и неудач… Аромат соевого мяса на сковородке, драные кроссовки, спортивные костюмы, сигареты «More» и ликер «Amaretto», наркотики, рэкет, мафиозные разборки, будни крымской милиции, аферисты всех мастей и «хомо советикус» во всех его вариантах… Дима Цыпердюк, он же Цыпа, бросает лоток на базаре и подается в журналисты. С первого дня оказавшись в яростном водовороте событий, Цыпа проявляет изобретательность, достойную великого комбинатора.


Я ненавижу свою шею

Перед вами ироничные и автобиографичные эссе о жизни женщины в период, когда мудрость приходит на место молодости, от талантливого режиссера и писателя Норы Эфрон. Эта книга — откровенный, веселый взгляд на женщину, которая становится старше и сталкивается с новыми сложностями. Например, изменившимися отношениями между ней и уже почти самостоятельными детьми, выбором одежды, скрывающей недостатки, или невозможностью отыскать в продаже лакомство «как двадцать лет назад». Книга полна мудрости, заставляет смеяться вслух и понравится всем женщинам, вне зависимости от возраста.


Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)

Италия на рубеже XV–XVI веков. Эпоха Возрождения. Судьба великого флорентийского живописца, скульптора и ученого Леонардо да Винчи была не менее невероятна и загадочна, чем сами произведения и проекты, которые он завещал человечеству. В книге Дмитрия Мережковского делается попытка ответить на некоторые вопросы, связанные с личностью Леонардо. Какую власть над душой художника имела Джоконда? Почему великий Микеланджело так сильно ненавидел автора «Тайной вечери»? Правда ли, что Леонардо был еретиком и безбожником, который посредством математики и черной магии сумел проникнуть в самые сокровенные тайны природы? Целая вереница колоритных исторических персонажей появляется на страницах романа: яростный проповедник Савонарола и распутный римский папа Александр Борджа, мудрый и безжалостный политик Никколо Макиавелли и блистательный французский король Франциск I.


На пороге

Юсиф Самедоглу — известный азербайджанский прозаик и кинодраматург, автор нескольких сборников новелл и романа «День казни», получившего широкий резонанс не только в республиканской, но и во всесоюзной прессе. Во всех своих произведениях писатель неизменно разрабатывает сложные социально-философские проблемы, не обходя острых углов, показывает внутренний мир человека, такой огромный, сложный и противоречивый. Рассказ из журнала «Огонёк» № 7 1987.


Дни чудес

Том Роуз – не слишком удачливый руководитель крошечного провинциального театра и преданный отец-одиночка. Много лет назад жена оставила Тома с маленькой дочерью Ханной, у которой обнаружили тяжелую болезнь сердца. Девочка постоянно находится на грани между жизнью и смертью. И теперь каждый год в день рождения Ханны Том и его труппа устраивают для нее специальный спектакль. Том хочет сделать для дочери каждый момент волшебным. Эти дни чудес, как он их называет, внушают больному ребенку веру в чудо и надежду на выздоровление. Ханне скоро исполнится шестнадцать, и гиперопека отца начинает тяготить ее, девушке хочется расправить крылья, а тут еще и театр находится под угрозой закрытия.