Чтецы - [54]

Дун Цин: Что же ты сегодня хочешь прочитать нам?

Лу Чуань: Я хочу прочитать одно литературное произведение о Кукушили, рассказ об охотнике и тибетской антилопе.

Дун Цин: Я думаю, все ждут этого с нетерпением. И кому ты посвящаешь это чтение?

Лу Чуань: Я хочу посвятить его заповеднику Кукушили, всему живому, что по-прежнему скачет по его земле. Слушатели вполне могут относиться к этой истории как к художественному вымыслу – не надо думать, что это было на самом деле. Это в своем роде мечта о любви и добре, которые должны быть присущи всем людям.

Дун Цин: Хорошо. Давайте послушаем.

Чтения. Ван Цзунжэнь. Поклон тибетской антилопы

Это услышанная мной тибетская история. Случилась она много лет назад. И всё же каждый раз, когда я пересекаю на машине безлюдные пространства Северного Тибета, мне невольно вспоминается главный персонаж этой истории – тибетская антилопа, преклонившая свои колени в глубоком поклоне, символ материнской любви.

В то время отстрелы, беспорядочный отлов диких животных не карались законом. Даже сегодня в дальних уголках охраняемой заповедной зоны, куда трудно добраться патрульным, то и дело разносится эхо преступных выстрелов. В те годы на тибетских антилоп, диких лошадей, куланов, тибетских уларов и дзеренов смотрели как на ценную добычу, не более.

Тогда часто бывавшие в Северном Тибете люди постоянно видели старого охотника – с длинными по плечи волосами, густой бородой, обутого в высокие тибетские сапоги; он промышлял неподалеку от трассы Цинхай – Тибет. Старое фитильное ружье, отполированное до блеска, висело у него через плечо, а позади шли два тибетских яка, нагруженные всякой добычей. У него не было ни имени, ни фамилии, он бродил, подобно облаку, – рассвет встречал среди северных тибетских снегов, а заночевать мог у истоков Янцзы или Хуанхэ. Проголодавшись, варил на костре мясо джейрана, жажду утолял талой водой. Добытые охотой шкуры он продавал, чтобы выручить деньги, малую часть из которых оставлял себе, а бо льшую тратил на помощь тибетцам-пилигримам, встреченным на пути. Совершая паломничество в Лхасу, они отправлялись по собственной воле в трудный, полный опасностей долгий путь. Каждый раз, получая помощь от старого охотника, они желали ему со слезами благодарности: «Да хранит тебя Небо, да будет всё спокойно и благополучно!»

Несмотря на то, что старый охотник убивал живое, он был добрым человеком. Один случай заставил его отложить свое старое ружье, с которым он не расставался, – можно сказать, тот день был для него очень счастливым. Ранним утром он выбрался из своей палатки, потянулся, как раз собирался выпить чаю со сливочным маслом, приготовленного в медной чашке, как вдруг увидел прямо перед собой в паре шагов стоящую на травяном склоне крупную жирную тибетскую антилопу. Его глаза загорелись: такой прекрасный подарок и прямо к порогу! Хорошо выспавшийся за ночь, он мгновенно встрепенулся, взбодрился, как от холодной воды, и без малейших колебаний повернулся к палатке, чтобы взять ружье.

Он поднял его, прицелился – очень странно было, но эта крупная, упитанная антилопа не бросилась прочь, а только умоляюще смотрела на него. Потом сделала два шага вперед, подогнула передние ноги и с глухим звуком упала перед ним на колени. В этот момент только он увидел две дорожки от слез, текущих из ее глаз. Сердце старого охотника смягчилось, невольно разжалась рука, лежавшая на спусковом крючке. В краях Тибета и стар и млад знают выражение: «Птицы в небе и крысы в земле чувствуют так же, как мы». Упавшая перед ним на колени антилопа умоляла пощадить ее. Но он был охотник, не привыкший жалеть то, что должно стать добычей. Он зажмурился и нажал на курок; прогремел выстрел, и антилопа повалилась на землю. Она упала всё в той же коленопреклоненной позе, две отчетливые дорожки от слез тянулись из уголков ее глаз.

В тот день старый охотник не стал, как обычно, тут же на месте разделывать тушу, снимать шкуру. У него перед глазами всё еще стояла склонившаяся перед ним антилопа. В этом было что-то непривычное, странное – почему антилопа стала на колени? Такое он видел впервые за несколько десятков лет своей охотничьей жизни. Ночью он долго лежал и не мог уснуть, руки подрагивали…

На другой день старый охотник с неспокойным сердцем всё же решил выпотрошить антилопу и снять шкуру; руки у него мелко дрожали.

Когда лезвие ножа распороло антилопе живот, он вскрикнул от страха и удивления, нож со звоном выпал из его руки… Оказывается, в животе антилопы, свернувшись, лежал детеныш. Он уже был полностью сформировавшийся, но, конечно, мертвый. Только теперь охотник понял, почему антилопа показалась ему особенно упитанной, только теперь до него дошло, почему она так тяжело бухнулась на колени перед ним: она умоляла охотника пощадить ее ребенка!

Нет ничего на свете священнее, чем мольба любящей матери, даже если это животное.

Старый охотник остановился, не стал дальше разделывать антилопу.

В тот день он не пошел охотиться, вырыл яму на склоне горы, похоронил антилопу и ее малыша. Там же он закопал и свое старое ружье…

С тех пор этот старый охотник больше не появлялся на равнинах Северного Тибета. Никто не знает, куда он делся.