Читаю «Слово о полку...» - [5]
Снилось — вытягиваюсь дымом над рекой и не достаю до берега... Снился далекий лес — зеленое пятно без запахов. Я «притянул» его к себе — и увидел жилы на листьях, трещины в коре, капли живицы... Но пропал лес в целом! Оттого что я «отодвинул» его, пропали запахи, жилы на листьях, трещины в коре... Мука несовместимости.
«Слово...» можно переводить всю жизнь. И жизни не хватит. Оно «мстило», «мстит» и будет «мстить» всем своим переводчикам — за самоуверенность при подступе к нему.
Понятные, полупонятные, непонятные, но родные слова — завораживают забытым звучанием... Хотяше, дотечаше, пояше... В XII веке они звучали обычно, как наши слова в нашем веке, но время сделало свое дело...
Много загадок в «Слове...». Почему киевский летописец с такой страстью описал темные дела полоцкого князя Всеслава? Ведь Всеслав жил за сто с лишним лет до похода Игоря Святославича! Вот Всеслав «от Дудуток скакнул до Немиги. Там снопы головами стелют. Молотят цепами железными. Жизнь кладут на току. Веют душу от тела...»
Немига. Последняя булыжная улица в Минске. Сколько я ходил по ней! Идешь и вдруг подумаешь: ведь это же здесь... Ярчайшая страница из «Слова о полку...».
Где-то под землей бормочет спрятанная в трубу речка. При ее впадении в Свислочь стоял сторожевой город Немига — «не мигай», «не спи».
А может, киевский поэт-летописец был родом из Полоцка?.. Кем бы он ни был, «Слово о полку Игореве» не первое его творение. И не единственное. Миру еще не являлся гений, которому сразу удалось написать великую поэму. Как Пушкин не смог бы, минуя все свои стихи и поэмы, написать «Медный всадник». Чтобы парить, сперва надо научиться летать. Почувствовать слова, тайну их совместимости. «Боян бо вещий аще кому хотяше песнь творити...»
Где же все остальное, написанное до и после «Слова...»? Зола не расскажет. Ходишь и повторяешь, как заклинание: «Боян бо вещий аще кому хотяше песнь творити...»
Страшная сила притяжения. Тысячи любительских переводов, сделанных сельским учителем, министром, студентом, врачом, дипломатом, военнослужащим... Тысячи фанатичных почитателей со своими разгадками темных мест. Не говоря уже о подлинной науке, где более тысячи исследований!
Известно, что «Слово о полку Игореве» в сборнике Спасо-Ярославского монастыря было написано сплошной строкой. Бросил Всеслав жребий «о девице себе любу». Переводчики долго не могли понять, что за любая дéвица. И если отмечен факт женитьбы, то почему Всеслава?.. А может, оде вицю себе любу? — спрашивает этнограф Соколова. Оде — аорист, особая форма прошедшего времени в старославянском языке. Вицю — плеть, хитросплетение. Значит, Всеслав избрал путь интриг, раздоров...
Много догадок, фантазий, исканий. Время просеивает их. И остаются редкие золотники.
Бросил Всеслав жребий о дéвице любой — исхитрившись, скакнул к граду Киеву... А что, если пропущена буква т? И от дéвицы любой... скакнул к граду Киеву. Нет...
Но, сократив строку, вдруг я увидел их рядом: любую девицу и Киев. И понял: Всеслав мечтал о Киеве, как о любой дéвице! Позвонил Дмитрию Сергеевичу Лихачеву. Он говорит: «Да, любая девица — Киев. Восхождение князя на престол было обрядом венчания с городом». Вот тебе и любая девица!
Было жалко: не я первый. Можно было прочесть эту тайну в книгах. Но тогда она как бы не твоя...
А вообще «темные» места, вероятно, должны остаться темными. Как дупло, как нора. Если все их высветлить, лес обеднеет. Улетят совы. Уйдут бобры и лисы.
Темные места... Ведь это уже не просто пропущенные слова, потерянный смысл, неправильно переписанные буквы. Слишком много мы потеряли! Целые пласты культуры проваливались в эти «темные» места! Они — как озера с затонувшими храмами. В них уже больше, чем было на самом деле.
Кто же он, автор «Слова о полку Игореве»?
Суждений много. Киевский летописец, галицкий, полоцкий...
А если бы вдруг мы узнали его имя, его дела?
Какая была бы несправедливость к будущему! Разгадать его — отнять тайну у всех, кто будет жить после нас. Неизвестность больше известности.
Произведения далекого прошлого называют «литературными памятниками». Но язык не поворачивается назвать «литературным памятником» «Слово о полку Игореве». Оно живое. В нем все движется: дружины, тучи, травы, ветры, думы, птицы...
Недавно я ехал в Югославию. Когда поезд пересек границу, в вагоне кто-то сказал: «Уже ты за холмом». «Слово...» вошло в нашу живую речь. И если даже есть человек, который не прочитал «Слово...», он все равно его знает! Оно растворилось в нашем воздухе, в нашей крови. Оно учит любить свою землю с открытыми глазами. Думать широко. Не только быть храбрыми, но и прощать обиды и уважать другие народы.
Как утонул Ростислав
В конце мая 1093 года утонул в реке Стугне юный князь Ростислав, брат Владимира Мономаха. Узкая речка с темной водой и вязким илистым дном. Темное за давностью веков событие. Темное место в «Слове о полку Игореве».
«Не тако ти, рече, река Стугна: худу струю имея, пожръеши чужи ручьи и стругы, рострена къ устью, уношу князю Ростиславу затвори дне прь темне березе плачется мати Ростиславля... уныша цветы жалобою...» — «Не такая река Стугна. Худую струю имея, пожрала чужие ручьи и потоки, расширилась к устью, юношу князя Ростислава затворила... На темном берегу Днепра плачет мать Ростислава по юному князю Ростиславу, приуныли цветы от жалости...»
Юношеская жажда жизни, любовь к людям труда, нетерпимость ко всякой фальши, раздумья, сомнения, переживания молодого человека, непримиримость к «равнодушно живущим на этой прекрасной земле» — вот о чем говорит поэт в своем первом сборнике стихов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.