Читая маршала Жукова - [15]

Без пистолетов в руках - значит, не покушение. Парни действовали как любители. Их начальник комкор Эйдеман тоже. Не обсуждали? Избегали слов? Единомышленники понимают друг друга без слов? Вот так и поняли.

Никто из этих, с позволения сказать, тираноубийц, не был близок Сталину. Охотников и вовсе был человеком Якира, помощником по героическому походу 45-й дивизии. Они и лично были близки.

Ну и что, причастен Якир? Где доказательства?

Впрочем, Сталину не нужны были доказательства. Ему хватало подозрений. Доказательств, когда надо, он добивался признаниями вины.

Впечатление такое, словно вождя решили пугнуть. Пугнуть уголовника, какая неосторожность… Кто? Вряд ли Якир. Он был умница, реалист. Участвуй он в обсуждении, он предложил бы идти до конца. И нашел бы средства.

А ведь до убийства Фрунзе военные вообще не шли дальше снисходительного презрения к Сосо в том кругу, где таланты вождя котировались по подлинной их стоимости. И, хоть после устранения Фрунзе прошло уже два года, акция молодых командиров, сторонников Троцкого в качестве альтернативы Сталину (тут надо вспомнить о не так давно зачитанном на съезде завещании Ленина), была скорее всего предприятием келейным и осуществлялась в уверенности, что за это хулиганство их, если и будут судить, то не сурово. Сталин не всесилен, а за ними - армия.

Не подумали они о том, что будет, если за ними не станет армии. Такое в двадцатые и впрямь трудно было предположить.

Словом, лицо вождя не так еще было отчетливо, а Якир не был троцкистом, как Охотников и Шмидт. Он был, если можно так выразиться, гамарниковцем, то есть человеком идеи, а не личности. Он сознавал недостатки всех лидеров и не желал нового тура борьбы за власть, так как революционный опыт убеждал, что в России достижение политических целей, даже не вполне отчетливых, не считается с кровью. И потом, тогда он еще верил в коллегиальность.

А вождь почуял дуновение смерти столь отчетливо, что с ним в тот же день, 7 ноября, произошел психический срыв. Второй такой срыв произошел 22 июня 1941 года.

Лечить первый вызваны были два медицинских светила страны - Юдин и Бехтерев. Диагноз Бехтерева - паранойя - стоил ему жизни[14].

Второй срыв вождя лечила своей кровью вся страна.

10. Великий вождь и учитель

Представим ход его мыслей.

Он прибирал к рукам власть, а она начинается с полиции и армии.

С полицией было несложно. Для полицейских ищеек глава партии делался хозяином автоматически. К тому же ищейки не обладали ни популярностью героев Гражданской войны, ни присущим военным чувством собственного достоинства, расправляться с ними в случае нужды было легче.

Но в армии назначение Ворошилова не прибавило Сталину авторитета. Гражданская война создала имена столь громкие, что носителям их приходилось улыбаться даже вопреки желанию. Бойцы, воевавшие под их началом, разнесли их славу по стране и продолжали ширить ее и творить легенды о своих командирах, а заодно и о себе. Лишь сочетание с их славой могло создать славу вождю, собственной у него не было, ее предстояло придумать.

Оседлать армию не просто.

Что ж, непримиримые погибнут случайно, другие уйдут по возрасту, третьих надо перевести на гражданскую работу и убрать потом, незаметно. Кого-то раскидать по заграничным миссиям, поближе к линии огня, подальше от Москвы. Если выживут, связи с единомышленниками все равно ослабнут. Кого-то купить, кого-то повязать женщиной, кого-то рассорить. В этом хорошо помогает повышение не по заслугам. И вообще, больше выдвигать молодых и в Гражданской войне не прославившихся…

Военные гадали о его причастности к смертям, но ему-то гадать не надо было, он знал. И не только о прошлых, но и о грядущих. Вполне здоровые служки социализма трудились вокруг, а он уже знал, кто из них и сколько проживет. Список был - и вот пополнился участием молодых!

Уже давно вождь не знал пощады и не ждал ее, готовя то, что замыслил. Но покушение теперь, когда армия в руках своего человека!..

С усиленной охраной пришло некоторое спокойствие, и он, с присущей ему холодной яростью, сказал себе: "Военные нужны поглупее и попослушнее. Значит, сделать вид, что веришь в ведомственное недоразумение, улыбаться и ждать, ждать, пока можно будет уже не сажать - убивать! Перебить всех, кто мешает абсолютной власти над армией. Чтоб от одного имени трепетали".

Не тогда ли он задумал убить кого-то из соратников, того, кто будет всех популярней? То-то славно: приблизить соперника, представить лучшим другом, такими именно словами скорбеть о нем после убийства, приписанного тем, кого наметил перебить, имея теперь уже повод для жесточайшего террора.

Наверно, тогда он и задумал это. Жутко, но логично. Ему нужна была не просто власть, но власть абсолютная. Командармы должны быть послушны, как темники Чингиз-хану, как сардары шаху Аббасу. Навытяжку стоять будут!

А военные, не любя Сталина, все же обрадовались нежданным добродушием. Обрадовались, что все обошлось, что Охотников, Петенко, Геллер[15] завершили образование в академии, заняли свои командные должности и работают на благо РККА и общего дела.

Ведь они были люди. И уставали от вражды.