Читать не надо! - [7]
Поскольку мы находимся на территории издательской индустрии, приведу пример из родимых мест. Писатель вышеупомянутого вида подобен рабочему, который, вместо того, чтобы покорно стоять на своем рабочем месте у конвейера, принимается задавать вопросы: как работает конвейерная лента, как устроена фабрика, куда конкретно пойдут маленькие гвоздики, которые он перекладывает из одной руки в другую. Так, словно готовит себя к карьере менеджера. Такого рабочего следует немедленно уволить.
У многих писателей сложности с профессиональной самоиндентификацией. Известно, что и я сама при заполнении анкеты в графу «специальность» вписывала: «машинистка». Теперь, когда эта замечательная профессия исчезла, пишу: «переводчик». Звучит солиднее. Потому что «переводчик» — это профессия, а «писатель» — шут его знает что такое. Писатели как алкоголики: не признаются, и все тут. Перед встречей с редактором, перед литературным вечером, перед интервью, перед любой ситуацией, когда предстоит обнародовать свою профессию, я напоминаю самой себе: «Я писательница! Писательница! Писательница!» Эти слова я неизменно шепчу по-английски, возможно потому, что известные фильмы про тех, кто находится на принудительном излечении, сплошь американские: «I am an alcoholic»[11] прочно засело в мозгу по-английски.
У одного самооценка падает, у другого, наоборот, растет. Возможно, по тому же принципу устроен и коммерческий мир. Говорю «возможно», потому что мало что про него знаю. Зато знаю кое-что о себе подобных, о писателях. Если писатель не уверен, что он (или она) писатель (а настоящие писатели вечно не уверены), тогда и смысл его или ее профессии оказывается под вопросом. Ну и как же могут такие писатели запрашивать высокую цену за свой литературный труд? С трудом. Выходит, издательская индустрия обогащается благодаря заниженной самооценке производителей литературы.
— Чем вы зарабатываете на жизнь?
— Я — писатель.
— Нет, я не о том… все мы в чем-то писатели! Я спрашиваю, какова ваша основная работа, чем оплачиваете счета?
У истинного писателя самооценка вечно занижена, вечно его раздирают сомнения, даже если он (или она) имеет общественное признание. Скажем, получает человек Нобелевскую премию… Я знаю о чем говорю: видала однажды такого Нобелевского лауреата. Человек с заниженной самооценкой вроде боксерской груши: кто ни пройдет мимо, каждый пнет. Истинный писатель постоянно себя в чем-то винит, считает, что все, что он делает, второстепенно, или вообще никому не нужно, в крайнем случае — немногим избранным (хотя за это ему не платят), то ли дело серьезные люди — они работают! Такие писатели вечно преклоняются перед физиками, плотниками и хирургами, и их всегда можно с поразительной легкостью раздавить, как червяка или муху.
У писателя с заниженной самооценкой гонорар мгновенно утекает сквозь пальцы: ведь его призвание — гуманизм. Если в какой-то стране жалуются, что литература никому не нужна, этот писатель готов без разговоров печататься там бесплатно. Для такого деньги обычно как подарок. Он живет своим творчеством, но не тем, что зарабатывает. Вот почему писателей с низкой самооценкой часто можно встретить в писательских убежищах. Там, обласканные тишиной, при скудной стипендии, в крохотных комнатушках, они творят свои «шедевры». По завершении получают вознаграждение, ни в коем случае не превышающее месячный заработок его редактора.
Литературное поприще изобилует скромными тружениками, знающими свое место и смирившимися с безвестностью. Как-то я встретилась с одной американской писательницей, с чьим творчеством уже была знакома.
Ее книга была переведена в бывшей Югославии и опубликована в эффектной обложке. На супере красовалась фотография авторши с горящим взором, на нем же уведомлялось, что эта книга стала в Америке бестселлером. Когда я впервые оказалась в Нью-Йорке, мой знакомый, редактор издательства, в котором вышла та книга, пригласил меня посетить писательницу. До этого я никогда еще не встречалась с живым американским писателем, не говоря уж об авторе бестселлера. Адрес звучал пленительно: Бруклин Хайте. Я позвонила в дверь. Мне открыла полноватая женщина средних лет, как я решила, секретарша писательницы. Оказалось, она сама. К моменту, когда я попала в Нью-Йорк, оригинал уже полностью утратил сходство с фотографией на суперобложке. Оказалось, что только на сербско-хорватский язык этот роман и был переведен.
— Передайте от меня привет югославским читателям, — попросила она с милой грустной улыбкой.
Писательница обитала в небольшой квартирке на первом этаже, в коридоре валялись матрасы. Попутно выяснилось, что писательница обучает танцам живота, отсюда — матрасы.
— На это я существую, — сказала она.
Она немного прошлась со мной по Бруклин Хайте.
— Вот тут живет Норман Мейлер. — Она с гордым видом указала на дом. — Я его частенько встречаю. Иногда он даже со мной здоровается. Говорит: «Привет, Мэри…»
У меня всякий раз сжимается сердце, когда я вспоминаю эту Мэри, грустного инструктора по танцу живота и вдобавок литератора. И мой писательский кулак вздымается в протесте, правда, непонятно, против кого и чего. Приходилось ли Гете давать уроки танцев живота? — спрашиваю я. — А Тургеневу? Толстому? Я задаю вопрос и жду. Но нет ответа.
В сборнике представлены повести современных югославских писательниц. Извечная женская способность прислушиваться к голосу чувств, сопереживать объединяет повести, исполненные в разной стилистической манере. По поводу «дамских» переживаний весело иронизирует Д. Угрешич, о любви юной и романтической пишет Г. Олуич, о любви, опаленной войной, рассказывает Н. Габорович, образ рафинированной интеллектуалки создает А. Б. Шубич, череда обделенных настоящей любовью героев проходит перед читателем в повести Я. Рибникар.
Искрометный и едкий роман хорватской писательницы и бунтарки Дубравки Угрешич «Снесла Баба Яга яичко» был написан в рамках международного литературного проекта «Мифы». Из всего пантеона легендарных героев она выбрала (не будем спрашивать, по каким своим причинам) «страшную и ужасную» Бабу Ягу. Этой «красавице» в народных сказках ни разу не досталось ни главной роли, ни хотя бы почетной грамоты. Зато в глазах Угрешич она возвысилась до звания Великой Богини. В романе в трех частях с юмором и безграничной фантазией Угрешич рисует картину путешествия в мир сказочной Бабы Яги и объясняет природу мифа о Старой Страшной женщине, затаившейся в лесу и способной на самые неожиданные поступки.(суперобложка)Старые ведьмы несут хорошие яйца.Полинезийская пословицаУгрешич — это автор, за которым хочется следить, она завораживает.Сьюзен Зонтаг, автор романа «Любовница вулкана»«Снесла Баба Яга яичко» является прекрасным примером того, на что способно воображение Угрешич.
Увлекательное ироничное повествование югославской писательницы Дубравки Угрешич – своеобразный «роман о романе», литературная игра, основанная на цепочке таинственных событий, первое из которых – смерть в бассейне. Это мастерски реализованная модель постмодернистской теории, высвечивающая на фоне жизненных реалий «развитого социализма» абсурдность писательского ремесла.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.
«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.