Чисто английские вечера - [53]

Пейзаж был типично девонширский: холмы, ложбины, живые изгороди, тропы, то сбегающие круто вниз, к дороге, то взбирающиеся вверх. «Пять от Кингсуэра», – подумал Стоун, вспомнив недавно мелькнувшую табличку. – «Значит, до Бриксема – четыре». Возделанные поля и ручьи, ручьи, ручьи всюду, где только возможно пробиться, окружали, обступали машину.

Лощина вышла к песчаной бухте, где с одной стороны поднимался черный утес, а с другой до самого мыса тянулись розовые скалы – там находился пост береговой охраны. Сейчас все было исполнено великолепия: и увешанные плодами яблони, и зеленые, слишком уж зеленые деревья. Погода стояла жаркая, безветренная. Слева проплывал большой белый дом: длинный, с трехскатной крышей, весь в бурых пятнах. Он точно врос в землю. Вдали, описав большую пологую дугу, дорога упиралась в Бриксем. «Что ждет меня там?» – подумал Питер.

Лишь однажды дано человеку испытать любовь, которая превосходит все, любовь, которая и в бесчестии, горе, смятении духа, одна содержит в себе истинную честь, радость, душевный покой. Судьба отняла у него эту любовь, вернее он сам сорвал ее, как жгучий ветер срывает расцветший, совершенный цветок. А эта поездка – лишь лихорадка в крови, лишь горячечная фантазия, погоня за юностью, за страстью. И в одно из тех мгновений, когда человек возвышается над самим собой, смотрит на свою жизнь сверху, Питер представил себе соломинку, прижатую к земле, малую мошку в дыхании бешеного ветра. Где источник этого тайного могучего чувства, налетающего внезапно из тьмы, хватающего вас за горло? Почему оно приходит именно в этот миг? Разве однажды оно не привело его на грань смерти? Неужели оно опять обрушится на него?

Машина въехала на улицы городка. Миновав несколько узких улиц, Стоун притормозил у фруктовой лавки. Это заведение было характерно для девонширской глубинки: фрукты, почта, аптека – все в одном помещении.

Дверной колокольчик глухо брякнул, Питер вошел внутрь. Из-за стойки к нему обернулся худой желчный субъект в очках и красной ковбойке. Он всем своим видом изобразил недовольство. Уж таков он был, Том Дролюр, и ничего с этим не поделаешь.

– Добрый день, – дружелюбно заговорил Питер.

– Ну, – буркнул Том.

– Меня зовут Стоун, Питер Стоун, – улыбнулся уголками губ Питер. – Нет ли для меня какого-нибудь сообщения?

– Питер Стоун? – переспросил хозяин.

– Да, да… – подтвердил Питер и добавил, – еще мне два яблока, пожалуйста. Я еду в Кливдон. Знаете, в дороге бывает надо подкрепиться… Сколько с меня?

– Откуда вы едете? Пожалуйста, ваша почта.

– Спасибо, большое спасибо, – Стоун принял пакет с яблоками и стал рассчитываться, сунув письмо в карман плаща. Яблоки мешали, и он, не терпящий неловкостей, уже пожалел, что купил эти яблоки. – Из Девоншира, – наконец ответил он продавцу.

– А где там? – тут же последовал строгий вопрос.

– Из Гроули-холла, – нехотя ответил Стоун.

– Гроули-холл? – удивленно повторил хозяин. – Погодите, но ведь был некий лорд Гроули, как мне кажется.

Питер неопределенно пожал плечами и двинулся к двери.

– Этот лорд Гроули, – продолжал Дролюр, – был нацист, настоящий нацист, я вспомнил, – голос Тома окреп и зазвенел.

– Я дворецкий в Гроули-холле. Мой наниматель – мистер Льюис, американский джентльмен. Я не знаком с бывшим владельцем этого имения.

Питер сухо кивнул и вышел. Пока он шел к машине, спину ему сверлил недоверчивый колкий взгляд Дролюра. Захлопнув дверцу, Стоун почувствовал себя спокойнее. Он бросил пакет с яблоками на соседнее сидение и с волнением достал из кармана письмо.

В этот последний вечер октября в холодном воздухе висела легкая дымка и чувствовался горький аромат от костров, на которых сжигали облетевшие листья. Что в нем, в этом запахе дыма над горящими листьями? Отчего так сжимается сердце?

Питер вскрыл конверт и достал голубоватый листок, сложенный вчетверо.

«Я с удовольствием встречусь с Вами в гостинице напротив моего пансиона», – пробежал он глазами начало письма и уже спокойнее принялся читать дальше. «У меня огромное количество вопросов к Вам. Кроме Вас, похоже, я потеряла связь со всеми моими бывшими коллегами по Гроули-холлу. Да и кто бы мог, кроме Вас, управиться со всеми людьми, работавшими у лорда Гроули?» В его ушах звучал милый голос Эмили. Строчки рябили, как звуковая дорожка граммофонного диска.

Есть люди, которые, зная, что в десять часов их повесят, в восемь могут спокойно играть в шахматы. Люди этого типа всегда преуспевают в жизни, из них выходят хорошие епископы, редакторы, судьи, импрессарио, премьер-министры, ростовщики и генералы; им, безусловно, доверяют власть над согражданами. Они обладают достаточным количеством душевного холода, в котором отлично сохраняются их нервы. Они не склонны к поэзии и философии. Это люди фактов и решений. Еще недавно Питер мнил себя одним из них. Но страсть не считается с правилами игры. Она свободна от нерешительности и самолюбия, от благородства, нервов, предрассудков, ханжества, приличий. Недаром художники изображали ее в виде разящей стрелы. Не будь она такой же молниеносной, Земля давно бы уже носилась в пространстве опустевшая – свободная для сдачи внаем…