Чистая сила - [61]

Молчать и наблюдать бездейственно не было больше сил. И я решился.

— Ну, что ж, — сказал я со всею возможной бодростью в голосе, но все-таки с недостаточной для бодрости громкостью, — надо посмотреть.

И проговорив это, я решительно развернулся на сиденье и, свесившись, потянулся рукой к  т о м у  м е с т у. Но дотянуться не успел (или не очень энергично делал это), Коробкин перехватил мою руку выше локтя и потянул к себе.

— Ты что! — выдавил он и обеими руками прижал к себе мою руку.

Но это как раз и придало мне смелости.

— Да пусти ты. Только посмотрю.

Но Коробкин руку не выпускал, а еще удобнее успел ее перехватить. Я дернул руку, но безуспешно. Аппарат же наш, вследствие резких движений, опасно накренился, сначала в одну сторону, потом в другую так, что мне пришлось крепко ухватиться свободной рукой за руль, чтобы не выпасть в воду.

Не знаю, чем бы закончилась наша возня, но здесь… из воды показалась рука. Она ухватилась за нижнюю, над рулем, перекладину аппарата, отчего он дал крен на корму и вправо, но тут же выпрямился, хотя еще сильнее сел на корму, потому что из воды показалась другая рука, которая тоже ухватилась за перекладину; вслед за руками всплыла голова в маске. Это был — аквалангист. Он подтянулся на руках, пытаясь влезть на перекладину, наш аппарат угрожающе накренился. В этот момент, сумев удержаться на сиденьях, мы без слов, но одновременно нажали что было сил на педали. Колеса вспенили воду, аппарат рванулся, а аквалангист, уже вытянувшийся из воды по грудь, от такого нашего маневра соскользнул, пальцы его разжались, и он, что называется, остался за бортом. А мы, уже не оглядываясь, усиленно работали ногами, и аппарат наш легко и быстро шел в открытое море. Так мы прошли метров пятьдесят или больше, когда за спиной у нас раздался крик:

— Эй, стойте! Стойте! Нельзя!

Коробкин резко повернул рулевое колесо, и мы развернулись.

Вылезши почти наполовину, держась за оградительный буек, аквалангист махал нам свободной рукой и кричал:

— Стойте! Стойте! Назад!

От такого, все-таки человеческого вида и человеческого голоса, наш страх как-то пригасился и опустился к границам сильного недоумения. Мы коротко переглянулись и на малой скорости, чуть стороной, правда, стали приближаться к буйку. Аквалангист перестал кричать, а рукой уже не размахивал, а чуть водил ею, приглашая нас подплыть поближе; маску он держал в руке, а ребристая воздушная трубка с мундштуком в такт его движениям болталась на груди.

Мы, осторожно перебирая ногами, подошли еще, и — я узнал Думчева.

— Узнаете? — помахав мне маской, прокричал Думчев, хотя на таком расстоянии можно было бы и говорить нормально.

— Узнал, — отвечал я со вздохом, ни возмущаться, ни удивляться у меня не было сил.

— А я вот кричу и кричу, а вы наутек, — сказал Думчев и, вытянув ногу, хлопнул широкой ластой по воде. — Идите к берегу.

— Что значит «идите к берегу»? — вступил Коробкин сердито. — И вообще, что это вы себе позволяете?

— Ничего я не «позволяю», успокойтесь, — вытянув другую ногу и снова хлопнув ластой, почти весело ответил Думчев. — Просто пошутил. Так сказать, морское происшествие; на водах, так сказать. Скучно без происшествий.

— Нам не скучно, — отрезал Коробкин.

— Если обеспокоил — извините. А только имел желание, в виде шутки… Но главное…

Но Коробкин не позволил ему договорить.

— Побеспокоил?! — угрожающе воскликнул он, и не успел я ничего сообразить, как он резко нажал на педали и направил аппарат прямо на буек, то есть на Думчева. Думчев непременно был бы сбит, если бы в самый последний момент я не вывернул руль. Мы прошли совсем рядом, впритирку. Но и Думчев, с непредвиденной ловкостью, успел переместиться на безопасную сторону; и аппарат, и буек закачались, и то мы опускались к Думчеву, то он поднимался к нам.

— Вы, это… не очень, — прерывисто и зло воскликнул Думчев, то ли просто взмахнув маской, то ли погрозив нам.

Испуг Думчева, кажется, удовлетворил Коробкина.

— А мы, дядя, шутим, — заметил он язвительно.

— За такие шутки… — начал Думчев, но продолжить не сумел, потому что чуть не соскользнул с буйка и едва удержался.

— Держитесь крепче — утонете, — поддразнил его Коробкин.

Думчев ничего не ответил, так как в этот момент закреплялся на буйке.

— Крепче держи-и-итесь, дядя! — опять весело покричал Коробкин, но я зло толкнул его коленкой.

— А что — ему можно?! — обернулся он ко мне.

— Оставь, — сказал я коротко.

— Я бы этого так не оставил… — вторя мне и непонятно в какой связи, проговорил с буйка Думчев.

— Что-что?! — вызывающе начал Коробкин, но я опять толкнул его, и он затих.

— Ладно, — сказал я Думчеву, не глядя в глаза. — Поедем мы.

— Как это «поедем»? — Думчев перегнулся с буйка в нашу сторону. — Возвращаться надо. Я что — для одних шуток к вам приплыл! Буря идет, возвращаться надо.

— Какая буря? — спросил я подозрительно.

— Ветер.

— Посеешь ветер, та-ра-рам, — тихо, тонким голосом пропел Коробкин в сторону и покрутил рулевое колесо.

— Настоящий ветер, в море, и очень сильный, — серьезно проговорил Думчев и указал на берег. — За тем и шел, то есть плыл. Давайте, а то как задует — унесет.