Чиста пацанская сказка - 3 - [4]

…Не, я, конечно, в курсе за то, что заположняки везде разные. — язвительно подумал Марат, чувствуя, как растущее раздражение смешивается с неотошедшей злобой на морячков и помаленьку подкачивает в кровь адреналина. — Но сука решать за половину кружки с крышей заведения — это уже сон разума, мля… Хотя гавно вопрос. Надо с крышей — потележим с крышей. Надо с мусором — потрем и с мусором.

Я, конешна, не в курсах, почему требование половины кружки вызывает у вас такие нервные расстройства, но с темы я не спрыгну, уж простите. У меня мокрая одежда, у меня болит голова, у меня во рту насрали кошки. Мне нужно глотнуть и расслабиться. Я хочу получить свой, как вы тут говорите, «бар» — и я его сука получу…

Перехватив настороженный взгляд прижухшего за столиком мусорка, Марат обернулся к дверям: на него шли оба вернувшихся с порога темных эльфа, очень искренне и жизнерадостно ухмыляясь.

— Хай, мен! — радостно улыбнулся Кучерявый.

— Тебе того же. — ровно ответил Марат, чуток передразнивая тягучее произношение обсоска.

— Ты же нормальный мен, ага? — придурковато подмигнул Пухлый.

— Есть сомнения, бадди? — слащаво улыбнулся Марат.

— Ха! Нет, ты понял, браза? — почти натурально расхохотался Пухлый, демонстративно обращаясь к напарнику. — Мен интересуется, знаю ли я, о чем говорю!

— Точно, браза! — подхватил Кучерявый, незаметно, как ему казалось, раскладывая в кармане несерьезную хулиганскую мойку. — Веселый мен, ин нейча! Ты кто ващще, мен? Ты не от этого косоглазого ублюдка Щакаку Ябу, нет?

— Скорее, браза, он из этих поганцев, что ходят под старой мартышкой и целуют ему обоссаные клешни. Ты же слышал, он говорит «брателло». Так коверкают нормальный базар только грязные вермишельники. Тьфу, ублюдки.

— Это фточку, браза. — сморщившись, пробурчал Пухлый. — Косят под крутых, а сами лижут грабки своему сморщенному старперу… Тьфу. Что о них говорить, они даже не могут заработать на нормальные цацки.

Горделиво встряхнув пучком цепур на впалой фанере, Кучерявый перехватил в кармане мойку и подшагнул поближе к Марату, прикрыв перемещение очередной порцией еще более наглой порожнины:

— Тебе нужен бар? Расскажи нам, мен, зачем тебе эта обоссанная конура, где старина Нед банчит своими разведенными ссаками, и может, мы пойдем тебе навстречу. Точно, браза?

До Марата дошло. Однако не Авторитету же спрыгивать и дрожать ветвями перед откровенными декабристами, какая бы непонятка не вышла. Если уж и случилось непонятное, то оно решается, и решается за долю терпилы. А кто тут терпила, Марату было понятно до донышка: таких обсосков на Маратовом микрорайоне гонял бы ссаною тряпкой самый чахлый фуцан. Тем более, что обсоски мало того, что мацали в карманах за железное, но и явно гнали в бездорожь, не вкуривая, кого и чем они тут грузят, и до чего могут довести такие неосмотрительные движения:

— Да полюбас! Нам что, жаль для такого веселого бразы сраной точки, которая отродясь не приносила ничего, кроме головняков? Мен, занесешь нашему Папе пару больших Крыльев, и тряси толстяка Неда хоть каждый вечер.

— Успевай, мен! А если сделаешь Большому Гдесу немного… — тут Кучерявый довольно артистично изобразил руками половой акт, произведенный оральным способом. — Гдесу всяко сделает тебе скидку, он у нас прется с экзотичных парней типа тебя.

Это было уже за гранью Маратовского понимания за добро и зло, отчего зверски наточенный за долгое корабельное безделье акинавец с облегчением выскочил из-за сапога и злобно свистнул в кислом трактирном воздухе.

Собиравшийся только перехватить Кучерявому глотку, Марат с удивлением наблюдал, как над неспешно вскипающим фонтаном из аорты медленно взлетает и поворачивается в воздухе удивленно хлопающая глазами черная башка Кучерявого — видать, малость того, переточил…

В ватной тишине бара глухо стукнулась об стойку кучерявая башка, шарахнулся от брызг многоопытный бармен, понтовая кованая мойка звякнула о грязные доски, выпущенная мертвой рукой — и только потом безголовая тушка зашуршала одежей и зазвонила во все цепи, складываясь у ног заезжего авторитета в неопрятную кучу.

— Ой ё. — задумчиво сказал трактирщик и боязливым пинком выкатил из-за стойки голову, все еще шевелящую фиолетовыми губами. — Эй, мен. Мне тут этого не надо. Это ваши дела, а мне тут это все ни к чему.

— А мне типа надо. — мрачно буркнул Марат, косясь на выжидательного замершего за столиком мусора. — Не ссы, ща порешаем… Эй, декабрист! А ну похватал запчасти и продернул отседова! Опаньки, а ну куда рыжье-то налаживаешь! Ишь ты, ушлый! Вон, на дубка его кинь.

Пухлый, побледневший до почти что нормального вида, подобострастно сложил перед Маратом увесистую горсть цепурок, свалившихся с чисто обрубленной шеи, и потащил разукомплектованного корешка на выход. Мусор тоже поднялся и потихоньку защемился к выходу, наградив Марата теперь уже однозначно нехорошим взглядом.

Глава Вторая, состоящая из сплошных базаров и посвященная в основном процессам легализации и натурализации, протекающим на фоне нализации обычной, чисто алкогольной и вполне умеренной; с подделкой документов и должностным подлогом в конце