Чингисхан: Покоритель Вселенной - [88]

— Ты обещал быть моею правою рукой. Так будь же ею теперь, когда я выступаю в поход на хорезмийский народ, который порвал мои золотые бразды.

Однако тангутский царек, похоже, находился под влиянием своего могущественного министра, презиравшего монголов. Именно этот сановник, по имени Аша-Гамбу, опередив своего господина, ответил на просьбу Завоевателя следующей дерзкой речью:

— Не имеешь сил, так незачем и ханом быть!

Эта наглость показалась Чингисхану слишком оскорбительной, а «нескромных слов» он не прощал никому. Однако поход на Хорезм был уже объявлен, так что, не нарушив порядка вещей, не было возможности осуществить карательную экспедицию против тангутов, и Есугаев сын ее до поры отложил:

— Пусть сбудется это тогда, когда с помощью Вечного Неба я ворочусь, крепко держа золотые бразды!

И вот он вернулся, перевернув вверх дном все хорезмийское царство! Час мести настал.

Весной 1226 года Чингисхан двинулся на тангутов. Угэдэй и Толуй отправились в поход вместе с ним. Как и в войне с хорезмшахом, Завоеватель взял с собой Хулан и для компании ей — татарку-фаворитку Есуй.

Начало экспедиции ничего хорошего не обещало. Монголы перешли пустынную Алашань. Ее вид оживляла только узкая полоска оазисов и пастбищ, над которыми на востоке возвышалась горная цепь высотой до трех тысяч метров, на чьих лесистых склонах можно было встретить куланов и мускусных оленей. По привычке и вопреки предостережениям китайского даоса Завоеватель целиком отдался охотничьей страсти. Во время очередной облавы загонщики подняли табун куланов, но в этот самый момент коричнево-серый конь Чингиса встал вдруг на дыбы и сбросил седока наземь.

Когда хана подняли, он пожаловался на сильные боли внутри. Разбили лагерь. Случилось это в Цоорхате. Утром Есуй-хатун позвала царевичей и нойонов и объявила:

— У государя ночью был сильный жар. Надо обсудить положение.

Генерал Толун-черби предложил перенести поход на другое время.

— Тангуты, — сказал он, — люди оседлые, живут в глинобитных городищах. Ужели они могут куда уйти, взвалив на спины свои глиняные дома?.. Поэтому нам следовало бы отступить, а по излечении государя снова выступить в поход.

Полководец имел в виду то, что, возвратившись в Монголию, Чингисхан поправил бы здоровье и потом снова отправился бы в поход. Но Завоеватель был категорически против:

— Тангуты чего доброго решат, что мы ушли из трусости. Поэтому мы, возможно, и отступим, но не ранее, чем пошлем к тангутам посла и здечь же, в урочище Цоорхат, дождемся от них ответа.

Так и поступили. Тангутскому царю был направлен настоящий ультиматум: «Некогда ты, Бурхан, обещал быть со своими тангутами моею правою рукой, вследствие чего я и звал тебя в поход на хорезмийцев, нарушивших условия мирного договора. Но ты не только не сдержал слова и не дал войска, но и ответил мне дерзкими словами. Занятый другими мыслями, я решил посчитаться с тобою потом. Ныне, завершив Хорезмийский поход, я возвратился и иду к тебе, Бурхан, потребовать отчет».

Получив ужасное известие, тангут забеспокоился:

— Оскорбительных слов я не говорил!

Ответственность за давний вызов взял на себя Аша-Гамбу:

— Это я произнес оскорбительные слова! А теперь, если вы, монголы, как любители сражений, хотите сражаться, то есть у меня для этого Алашайское ущелье, есть и решетчатые юрты, есть и вьючные верблюды! Если вам нужны золото и серебро да ткани с товарами, то идите в Нинся и в Силян.

Получив этот провокационный ответ, Чингисхан, невзирая на травму, вызванную падением с лошади, постановил довести Тангутскую кампанию до логического завершения:

— Довольно! — воскликнул он. — Как можно думать об отступлении, слыша такие оскорбительные речи? Меня и мертвого стали бы преследовать эти надменные слова. За них и идем!

И, связывая себя клятвой, Есугаев сын призвал в свидетели принятого решения Вечного Тенгри, верховного Бога монголов:

— Да будет воля Вечного Неба!

В марте 1226 года Чингисова армия нанесла удар по Тангутскому царству, действуя через Эдзин-гол, речку, стекающую с Наньшаньских гор строго на север и теряющуюся вместе с окаймляющей ее узкой полосой растительности (ива, тамариск и тограх) в песках и камнях Гоби. Монголам удалось взять город Эдзина, который, стоя у северного края Гоби, защищал подходы к долине. Как отмечает Марко Поло, эта страна славилась своими верблюдами, высоко ценившимися гобийскими караванщиками, а также кречетами, обладавшими исключительными ловческими способностями.

Поднявшись по долине, монголы оказались в «Ганьсунском коридоре», представлявшем собой полосу лёссовых почв, оплодотворяемых реками, стекающими с гор с юго-запада на северо-восток, между Наньшанем (по его северному краю) и Гоби. Цепь оазисов, из которых крупнейшими являются Ганьчжоу и Сучжоу, тянется вдоль стены ив и тополей, среди садов, лугов, пшеничных и просеянных полей, что делает их местом вожделенного отдыха прибывающих из пустыни караванов. Не случайно во все времена Ганьчжоу и Сучжоу славились как «порты» Шелкового пути. По свидетельству Марко Поло, благодаря торговле там сформировалась несторианская община, благоденствовавшая среди буддийского большинства. Побывавший в тех местах через 40 лет названный путешественник видел в Ганьчжоу великолепные буддийские изваяния, установленные в монастырях, чья высокодуховная атмосфера произвела на него сильное впечатление. Отметил он и наличие трех христианских церквей.