Чинара - [20]

Одна Марея вроде и не заметила перемен, тенью прошмыгнула в угол, достала откуда-то клубок черных ниток, замелькала спицами, опустив худые плечи. Вязала она себе шерстяную кофту, быстро накидывала и сбрасывала крупные петли. К зиме готовилась основательно.

Вечерняя дойка затянулась. Пришли они из коровника в темноте, уже и звезды вызрели на небе. Арина опять переоделась в чистое, и в это время широко распахнулась дверь, на пороге появился Федор, со взбитым вверх буйным чубом. Пальцы его беспокойно забегали, а лицо расплылось в улыбке верный признак того, что был уже навеселе он.

- Экипаж подан, - паясничал Федор. - Арин, поедем со мной... Покатаемся.

- Поедемте, Федор Матвеевич.

- Да какой я тебе Федор Матвеевич? Зови, Арин, просто. - А у самого глаза так и сновали по ее платью, бился в них свет шальной, призывный.

Арина перехватила его взгляд, засмеялась:

- Ох, Федор Матвеевич, шутник вы, хоть и женатый!

- Я еще могу, Арин, могу! Остался порох в пороховнице.

- И я с вами, - вызвалась Марея.

- Давай. Жеребчик у меня сильный, выдюжит.

Арина с Мареей поместились на заднем сиденье "Запорожца", Федор важно открыл голубую дверцу, сел за руль с сигаретой во рту, блеснул золотым зубом:

- Куда прикажете, красавицы?

- Сам знаешь, - сказала Марея. - Домой.

Машина взвыла и с ходу понеслась, как застоявшийся конь, по лугу, сплошь выбитому копытами животных.

Замелькали по обеим сторонам столбы электролинии.

Арина не успевала оглядываться на них. Марея сидела неподвижно, уставясь прямо перед собой, в ветровое стекло. Двумя руками цепко держалась за металлический ободок переднего сиденья.

- Эх, вороная! Н-но! - дурашливо ломался Федор и, оборачиваясь, подмигивал Марее.

- Тише, - едва разжала она губы.

Федор не послушался - крутил себе баранку да посасывал сигарету.

В свете фар забелел впереди большак. Арияа попросила свернуть налево, в обратном направлении от хутора. Грунтовое полотно дороги твердо ложилось под колеса, горохом бились о дно камни, но Федор и не думал сбавлять скорость. Только спросил:

- А зачем сюда, Арин?

- Надо.

Сторожка завиднелась у крутояра. В ее окне теплел одинокий огонек слабый, едва видный в фиолетоводымных сумерках.

- Останови! - приказала Арина и, не дожидаясь, пока он притормозит, повернула дверную ручку. Федор, ничего не понимая, остановил машину. Арина подобрала платье, легко выпорхнула из нее, помахала на прощанье рукой. Спасибо, Федор Матвеевич.

- Куда? - вскинулся тот.

- Езжайте, езжайте. Дома вас дети ждут, жена.

- Арин, не страшно?

- Она тут не одна, - глухо промолвила Марея. - К Косте примчалась...

- Неужели, Арин?

Та не ответила, перебежала через кювет и скрылась за кустами шиповника. Федор пальцем притушил о дверцу сигарету, поскреб в затылке:

- Да... Кому рассказать - не поверят... А может, она лечится у него?

- Езжай, - сказала Марея сердитым тоном. - После гадать будем.

Федор еще долго возился, не мог стронуться с места - что-то случилось с зажиганием.

6

Зачастили майские дожди - все больше обложные, урожайные, иногда прорывались и шумные, грозовые.

За какие-нибудь две недели в лугах по пояс вымахали травы, в огородах пробились из-под земли крепкие бархатные листья картошки. Желтыми огоньками повсюду вспыхивали баранчики. С берегов Ули по ночам тянуло холодным, горным запахом фиалок.

Потом на пригревных склонах дурманно зацвел крупными чашами бирюшник. В его кустах, низкорослых и почти непролазных, в сухмень стояло такое удушье, что даже овцы неохотно забредали в них. Но всегда бирюшник к богатым травам цветет, и это радовало Костю. Когда выпадали свободные часы, они встречались с Ариной неподалеку от фермы. Костя учил ее распознавать полезные травы. В глазах его, в жестах, в походке всегда была готовность сделать для нее что-то хорошее, доброе.

Порою она ловила на себе его полный доверия и любви взгляд, и ее охватывало странное, неодолимое волнение. Это обезоруживало ее перед ним, и тогда она мечтала лишь об одном: любить его, любить и не думать о своем минувшем, не возвращаться к нему тревожной, больной памятью.

Сперва Арину несколько удивляло, почему Костя ни разу не спросил о прошлой ее жизни, о муже. Потом женским чутьем догадалась: благодарность его так сильна, а чувства так глубоки и непосредственны, что у него не возникало этого вопроса. Счастье находиться возле нее означало для Кости все; оно было значительнее любой надежды, выше любой мечты. Он воспринимал ее такой же, какой она была и раньше, еще до вербовки, в те далекие и навсегда угасшие дни юности.

Однажды Арина сама завела разговор о своем бывшем муже.

- Ты знаешь, Семен тоже любил меня. Ему нравилось ходить со мной на танцы в клуб или на вечеринки,

где весело, шумно и много народу. Мне казалось, что так будет всегда, вечно... И вдруг - измена. Почему? Разве любовь может кончиться сразу? Будто кто взял и вырвал у него сердце... Я думала, не вынесу, но видишь: живу, разговариваю с тобой. Чудно! Больше нет для меня Семена.

- Значит, и любви не было, - сказал Костя.

Арина взяла Костю за руку, приложила ее к своей

груди, как бы давая почувствовать ему свое участившееся дыхание.