Чикагские гангстеры могут отдыхать - [48]

Мишаня помог мне загрузить в машину тела убитых и поплелся наверх, в нашей машине посидеть, а я, взяв фонарь, полез в кусты, слабо надеясь найти разгадку.

Чуда не произошло. Пошло прахом все, что мы так тщательно задумали и просчитали, ради чего рисковали жизнями, ради чего погиб Серега. Все полетело в тартарары. Я лазил по мокрым кустам, чертыхаясь и уже ни на что не надеясь, когда наткнулся на валявшиеся на земле чемоданы. Они лежали далеко друг от друга и — увы — пустые. Еще бы! Стал бы тот, кто хладнокровно расстрелял в лесу четверых, бросать миллион долларов. А то, что он оставил чемоданы, говорило о его подготовленности и профессионализме. В чемоданах вполне могли установить датчик, по которому их легко найти.

Но самое худшее во всем этом, как ни странно, заключалось не в потере денег. Тут обнаруживалось нечто пострашнее. Ведь такую засаду мог устроить только кто-то из нас! Или кто-то, кто находился в сговоре с одним из нас. И никак иначе. Ни Володя, ни любой другой служащий банка не знали заранее места встречи и, следовательно, никого не мог известить. И это был не налет проследивших за машиной людей, а заранее спланированная засада, хорошо подготовленная. При этом, я абсолютно убежден, мы с Мишаней остались живы совершенно случайно.

Я вышел обратно на дорогу с чемоданами в руках. Попытался ещё раз связаться с Семеном: на этот раз удалось. Семен отозвался взволнованным голосом, он явно беспокоился.

— Что у тебе с рацией? — спросил я его.

— Наверное, стоял далеко. Я уже начал нервничать, думал, дай поближе подъеду, и застрял, пришлось машину вытаскивать, еле вылез из лужи. Что у вас?

— Плохо у нас.

— А что случилось?! Что-то с Мишаней? Вы ранены?

— Все в порядке, Мишаня немного ранен. Давай скорей приезжай, здесь все расскажу.

Я отправил Мишаню на нашей машине на дачу, поскорее обрабатывать рану, а сам остался дожидаться Семена. Тот приехал не так быстро, как я рассчитывал. Он остановил машину, подошел к изрешеченному пулями банковскому автомобилю, присвистнул, заглянул на заднее сиденье, где лежали Володя с водителем, и покачал головой.

— Кто стрелять начал? — спросил он.

Вид у Семена был жалкий — по уши заляпан грязью, мокрый, явно немало усилий приложил, вытаскивая свой «жигуль». К тому же он сильно замерз, даже лицо посинело. Я сунул ему фляжку со спиртом:

— На, глотни. Ты словно выкупался.

— Попробовал бы сам вытащить в одиночку машину в такую погодку! огрызнулся он. — Думал, все, брошу её сейчас вообще на хрен да к вам пешком пойду. Еще со связью что-то…

— Погода, видно, — показал я глазами на затянутое мглою небо, откуда щедро сыпались дождь, громы и молнии.

— А у вас-то что случилось? И где Мишаня?

Я только горестно махнул рукой и рассказал, что произошло. Семен выслушал внимательно, ничего не сказал, но, видно, расстроился и сник. Наверное, его мучили те же вопросы и сомнения, что и меня. И так же, как я, он не решался высказать их вслух.

— Что делать? — кивнул он на машину с трупами.

— Надо пока отогнать подальше, — предложил я. — Могли туда напихать разных датчиков, маячков… Они же, наверное, должны были периодически выходить на связь, с минуты на минуту их начнут искать.

Я сел за руль банковской машины, Семен поехал в «жигуленке» следом. Потом ведь придется на чем-то мне вернуться.

Мы отогнали машину по проселкам, сворачивая и петляя, пока не забрались так далеко, что еле-еле потом нашли обратную дорогу. Машину с трупами загнали в кустарник, густо раскинувшийся недалеко от заброшенной деревни, возле совсем заросшей травой старой дороги. Если в машине нет маячков, то найдут её не раньше чем через два-три дня. Мы закидали её сверху наломанными тут же ветками, полюбовались на свою работу и остались довольны.

До самой дачи ехали молча, ни один не решился заговорить. По дороге мы едва не заплутали, долго выбирались и наконец почти уже под утро добрались до дому.

Мы припарковали грязную, забрызганную до самой крыши машину, приняли горячий душ, переоделись, и когда спустились вниз, нас уже ждал накрытый стол, за которым сидели Мишаня, бледный, как полотно, с перевязанным плечом, без рубахи, и Нина. Она сразу налила нам горячего супа.

Мишаня разлил по стаканам водку. Мы выпили молча и налегли на еду. Спиртное и горячий суп разогнали кровь, согрели изнутри. Но никто так и не заговорил. Ну хорошо, надо же кому-то сказать вслух о том, что не давало нам покоя. И сказал я.

— Мы сейчас об одном думаем. Что среди нас есть один, который играет в свои личные игры. И мы все это предполагаем. Никто ведь не знал о месте передачи денег…

— Но никто и в засаде не мог оказаться, — возразил Мишаня.

— Мог, — сухо возразил Семен. — Или я, или Нина. Ты ведь именно это хотел сказать, а?

Он поднял на меня взгляд. Я пожал плечами.

— Это не я, это ты сам сказал.

— Я сказал то, о чем ты подумал. Конечно, ты не подозреваешь Нину. Ее ты сразу исключил, а?

— Никого я не подозреваю и никого не исключал! — рассердился я.

— А вы не допускаете, что есть ещё кто-то? — спросил вдруг Мишаня.

Мы уставились на него вопросительно.

— Чего вы на меня-то смотрите? Может, кто-то как раз и надеется, что мы вцепимся друг другу в глотки и порвем один другого.