Чифирок - [7]

Думы о делах незаметно и путь сократили. Дом Турлычихи в ряду улицы крайний. За огородом пустошь, до поселкового старого кладбища.

Под козырьком светила лампочка, мерклым светом освещая двор и постройки. Забор, обычно сжигаемый за зиму, из-за нехватки топлива, зашит ныне свежим горбылем. Во дворе поленница кругляка, в сараюшке полно угля. Запаслась нынче Турлычиха топливом на зиму. А может?.. Чифирок даже остановился от такой мысли. Может, ныне, кого приняла? «Совсем забыл, старый дурак, о своем и Зинкином возрасте», — выругал себя Чифирок. И он забарабанил негромко в дверь. Случайно ткнул ее носком валенка. Дверь сеней отворилась. В холодной пристройке тоже горит лампочка. И как-то до жути тихо за стеной на кухне, окно которой гляделось темным ликом в пристройку, откуда звуки обычно слышны входящему. Чифирок дернул дверь, которая легко поддалась. На кухне тепло, чисто, лампочка притушена. Свет в прихожей.

— Кто там? Ты, Свиридовна? — подала из маленькой комнатухи голос Зинаида. — Что молчишь? Проходи сюда. Занемогла я совсем… Господи, и когда Господь к рукам приберет от таких мук… Кто там?

— Это я, Зинаида. Фролов.

— Вот радость-то, какая. Кондрат, ты погоди, я сейчас поднимусь с постели.

— Да лежи ты.

Чифирок прошел к Турлычихе в комнатку, царапнул ногтем по выключателю. На табуретке возле кровати, пузырьки с лекарствами, в стакане брусничный морс. Зинаида Турлычева, исхудавшая от болезни, слабо улыбаясь, говорила:

— И то думаю: где Кондрат пропал? Обычно в первый же день приезда приходил. А он легок на помине. Только что-то плохая совсем я стала.

— Чего это ты хворать вздумала? Баба была — не объедешь за день, — нарочито грубовато, неудачно пошутил Чифирок. Принес из кухни стул.

— Надорвалась я, Кондрат, нынче. Одна по хозяйству. Угля пять тонн на руках во двор переволохола. Большие куски разбить не могла, перекатала их. Оставить на улице — растащат. Ныне, всяк сам себе стал жить без стыда и совести. Вот, видно, и надорвалась. Теперь сохну. — Турлычиха замолчала, отдыхая. Угрюмо сидел и Чифирок. Что он здесь? Зачем? Проклятущая старость подкралась, и заметить не успели. Кто они друг другу?

— Соседка недавно приходила, — продолжила свою горькую исповедь Турлычиха. — В печь угля подложила, посидела немного. Обещала зайти… Ты-то как? А то я все о своих болячках. Тяжело в твои годы за лошадьми ходить?

— А куда деваться? Ни кола, ни двора. В общежитии жить?

— А ты ко мне перебирайся.

— Забор сама городила, или наши бичи спомогли?

— Сама… Кому я нужна Господи. Мужики, кто приехал, нынче и носа не кажут. Кому больной человек нужен? Экспедиция балки на пустыре поставила для сезонников. Там гудят. Это раньше шли к Турлычихе: она и приветит, и накормит.… Разделся бы хоть с дороги. Есть, наверное, хочешь. У меня и чекушечка припасена. В холодильнике найдешь.

— Не за тем шел. Переночую у тебя. Дел завтра много. Лошадей в Оймякон повезу. А в общаге загудишь. На базе по-пьянке склад спалили. Не дай Бог…

— И не надоело тебе гудеть-то? Седой уже весь.

Чифирок промолчал. Состояние после «пожарной» ночи и суетного дня неважное. Мысль о чекушечке для случая подходящая. К тому же сильно захотелось Чифирку перекусить.

— Ты, Кондрат, располагайся. В холодильнике суп найдешь. Небось, с чекушки ничего с тобой не случится.

Чифирку стало досадно. Да что он, «пьяница горькая»? Даже Зинка туда же. Не того она Чифирка знает. А «чекушка», к месту. О деле веселее говорить. Сама предложила перейти к ней…

Турлычиха все же поднялась с постели. В халате вышла на кухню и присела к столу. Чифирок чекушечку уже приговорил и сидел со слезливыми глазами: жалел себя, Турлычиху, жалел прожитые годы.

— Ты давеча сказала, что примаешь меня, Зинаида. Я, может согласный, но смелости мало. Привык один. Сам по себе. Годы не те, чтобы вот так просто, раз — и женился, — Чифирок сглотнул остаток говора. Слово «женился» не случалось молвить. — Поживу у тебя, пока оклемаешься. А там видно станет.

Турлычиха виновато улыбнулась.

«Эх ты, горе горькое, по свету шлялось. И на нас невзначай набрело, — думал про Зинаиду Чифирок. — да чего же ты, горюшко, к хорошим людям пристаешь?! А может, они сами его притягивают? И надо было ей этот уголь катать…»

Вот и он, не злой человек, а доброта не кормила и не кормит. Зинка с добром: знает, что в тайгу он не ходок, а дальше — хоть в петлю. Как жить, Чифирок не знает. Пенсия есть, можно и в сторожа уйти. А нет, так и пенсии хватит, Зинаида зарабатывает. Им двоим много не надо. Дворцов не строить, на материк тоже ехать некуда. Север — родина. Здесь и помирать.

Два дня, пока Чифирок находился в поселке и всем на удивление ходил трезвый, начальник партии про размолвку и о тулупе помалкивал. Чифирок подписал акт расследования о пожаре на базе: «неосторожное обращение с огнем». Шума не случилось, все шло прахом под ликвидацию партии. Правда, чтобы получить Чифирку расчет, бухгалтерия потребовала от Савелия платежные ведомости. Тот, не подозревая о «подписи» Чифирка, отдал их в расчетную группу.

— Что это еще тут за роспись: «Я Чифирок»? — Савелий поморковел: