Чей ты, малыш? - [7]

Заперся в кабинке и долго блевал, стоя перед унитазом на коленях. А когда приступ

прошел, он понял, что в туалете был кто-то еще. Не сразу, но Евгений уловил в

воздухе апельсиновые нотки духов. И услышал шаги. В ужасе он прижался к

металлической стенке кабинки, затаившись. Чуть дыша, прильнул глазом к щели,

но тут же отпрянул: с той стороны на него кто-то смотрел.

— Что… что тебе надо? – просипел он. И увидел, как расползаются в улыбке

красные губы, как засохшие белила на щеках идут паутинками трещин.

— Я хочу, родной, — произнесло существо голосом его жены, — чтобы она

страдала. Чтобы ты вырезал ей из живота ребенка и растоптал у нее на глазах. Что

мне надо от тебя? Чтобы ты отомстил за нас! Чтобы она не сидела в теплой палате

и не рассуждала, кем станет ее сынок. Я хочу, родной, чтобы она узнала – каково

это, лежать в собственном дерьме, истекать кровью и видеть, как убивают твоего

ребенка!..

— Нет, — замотал он головой, — я не могу… так…

— Нет? – зашипело существо, и Евгений увидел, как поворачивается ручка

двери. Прыгнул к ней, вцепился руками.

— Кто ты?! Что ты такое?! – закричал он.

— Хочешь увидеть мое лицо? Тогда впусти… открой мне, родной…

Ручка заскользила в мокрых ладонях, Евгений отшатнулся и упал,

ударившись спиной о заблеванный унитаз. Растянулся на кафельном полу и с

замершим сердцем смотрел, как открывается дверь. Но на пороге никого не было.

— Что же это? – опираясь на руки, он кое-как поднялся и осторожно вышел

из кабинки. В туалете было пусто.

«Что со мной творится?» — он подошел к умывальнику, на котором кто-то

забыл свою косметичку, включил воду и умыл вспотевшее лицо. Посмотрел в

зеркало, пригладил волосы и оперся руками о раковину. Вгляделся в собственное

измученное лицо. С зеркала на него смотрел труп. Евгений вытащил из

косметички помаду и жирно намалевал себе губы. Достал косметический

карандаш и нарисовал высокие дуги бровей. Улыбнулся и раскрыл пудреницу.

Мертвые должны оставаться в прошлом. Иначе они начнут мстить живым.

Костлявая рука вытащила из кармана газетную вырезку с фотографией

малыша и запихала в сток. Мощный напор в секунду превратил ее в серый комок и

смыл в трубу.

Чудес не бывает. Сегодня утром мать младенца созналась, что вся история с

непорочным зачатием была выверенной мистификацией – отцом ребенка оказался

простой работяга, которому теперь предстояло разбираться с женой.

— Вот оно, — сказало намалеванное косметикой существо, — мое настоящее

лицо!

Главврач собиралась домой, когда в ее кабинет влетела напуганная пациентка.

Вечер был тихим, и дверь хлопнула будто выстрел.

— Кажется, в пятой… — запыхавшись, сказала девушка, придерживая

круглый живот, — рожает…

— Уверена?

— Слышала, как она кричит… и, кажется… ребенка… слышала

— Боже мой! – главврач скинула пальто. – И где опять носит этого

Прохорова?!

— Скорее…

— Я иду, иду… — она выскочила в коридор и помчалась в палату. А когда

ворвалась туда, застыла от ужаса: на дальней кровати, на вымокших от крови

простынях, лежала девушка со взрезанным животом и вываленными на пол

кишками, а у кровати стояла какая-то уродливая женщина и прижимала к себе

измазанного красной слизью младенца. Слепой, он тянул вверх свои маленькие

кулачки и искал беззубым ртом грудь.

— Я не смог, — сказала женщина, и главврач узнала голос Евгения

Прохорова. – Не смог… так…

— Господи… Женя? Что же ты натворил?..

— Я не смог, — повторил он и протянул младенца главврачу. – Не смог…

Примечания.

*Кувуклия — небольшая (6 х 8 м) купольная часовня желто-розового мрамора в

центре Ротонды Храма Воскресения Христова в Иерусалиме, заключающая в себе Гроб

Господень, величайшую христианскую святыню.