Четырнадцать сказок о Хайфе - [2]

Шрифт
Интервал

Постепенно и сама Кармит это тоже как-то почувствовала. Через некоторое время она стала терять интерес к психологии и начала ездить на всевозможные группы поддержки и правильного дыхания, сеансы «психодрамы», где ее с Ювалем отношения разыгрывали в лицах какие-то посторонние люди, и «коучинг», где ей рассказывали, как она должна достигать своих целей и помнить о своих интересах. К этому списку вскоре прибавилась «соционика», которая занималась классификацией «социально-психологических типов» по фамилиям известных людей, и тренинги по «гештальт-терапии», обещавшие раскрыть подлинное «я». Юваль все больше терялся в рассказах Кармит и в этих новых для него словах. И все же этот новый мир бесчеловечной и фантастической психологии, возведенной во вселенское правило, одновременно и удивлял его, и странным образом захватывал воображение. Но потом Юваль заметил, что постепенно психологическая терминология, которую — как ему казалось — он в какой-то степени еще понимал, в жизни Кармит тоже отходит на второй план и сменяется совсем уже странными словосочетаниями, смысл которых от него ускользал. Первым из этих новых увлечений Кармит стало название «нейролингвистическое программирование», в котором все части были как будто бы ясны, но вместе они казались абсолютно несочетаемыми и даже лишенными смысла. Кармит утверждала, что с помощью него она сможет запрограммировать других людей и заставить служить своим целям и исполнять свои желания.

Впрочем, оказалось, что в потоке этих новых увлечений Кармит и ее подруг пленяет в первую очередь новизна, и по неизвестной причине ей требовались все новые и новые открытия. Вслед за «нейролингвистическим программированием» она начала увлекаться «китайской медициной», индуистской «аюрведой», «макробиотикой», лечением на расстоянии, которое называлось «рейки», и теорией магически полезной расстановки предметов в квартире, под названием «фэншуй». Поначалу Юваль удивлялся, как можно заниматься лечением со столь поверхностными, как у Кармит, знаниями по анатомии и почти отсутствующими знаниями по биохимии, но потом махнул рукой. Однако в тот момент, когда он перестал ее мысленно критиковать, он вдруг обнаружил, что весь ее мир наполнен всевозможными магическими влияниями и воздействиями. Мезуза на двери могла излучать хорошую или плохую энергию, а обеденный стол стоять «не по фэншую». Даже обычные продукты из супермаркета делились на мужские и женские — «иньские» и «янские» — и вдруг оказывалось, что Юваль является последним, кто еще не знает, что выраженно «иньские» продукты «приносят плохую энергию». Постепенно этих странных слов становилось уже столько, что Ювалю начало казаться, что он бродит среди них, как в огромном сером лесу, наполненном какими-то чудовищными мутантами фантазии. Иногда он спрашивал себя, верит ли она во все это — и как можно верить во все это одновременно — но она верила. Еще чуть позже она стала интересоваться своими предыдущими воплощениями и техниками магической защиты. Одновременно — и как-то параллельно этому — Кармит стала ездить в группы по изучению гомеопатии и «натуропатии», потом на сеансы вызывающего легкие галлюцинации «холотропного дыхания» и какие-то тантрические семинары.

Ее мобильный все чаще оказывался выключенным, или же она просто не отвечала. Иногда они договаривались созвониться, и тогда Юваль звонил с какой-то обреченной пунктуальностью, но Кармит перезванивала только через три или четыре часа. «Я ужасно устала и уснула, — говорила она в таких случаях, — и не слышала твой звонок. Прости». Поначалу это причиняло ему боль, но потом он стал смотреть на все происходящее каким-то отстраненно-заинтересованным взглядом, если чему и удивляясь, то только своему собственному равнодушию. Ее «тренинги» и «семинары» Юваля даже скорее радовали, поскольку они освобождали его от довольно тяжелой обязанности ходить по барам. Поначалу он даже попытался разобраться, чему именно их учат на ее «психологических» семинарах, но, кроме совершенно туманных фраз о «раскрытии своего я» и избавлении от «диктата родительских ценностей», он так и не смог ничего почерпнуть из ее рассказов. Те же ее подруги, которые уже почти раскрыли свое «я» или довольно далеко продвинулись на этом пути, казались ему точно такими же, как тысячи других, ничуть и ни в чем не изменившимися. Почитав же их учителей, часть из которых именовала себя «гуру», «свами», и даже «просветленными», он пришел к выводу, что нигде и никогда не хочет с ними встречаться.

Впрочем, однажды рассказывая какую-то длинную историю романтических отношений еще одной подруги — с большим количеством деталей, измен и сюжетных поворотов, в которых он никак не мог разобраться, — она вдруг добавила: — «Потому что никто никому ничего не должен». — «Что, что?» — спросил Юваль. «Это азбучная психологическая истина, — ответила Кармит, — никто никому ничего не должен, и каждый старается быть счастливым всеми доступными ему способами. Но бывают поступки, действительно служащие достижению цели, а бывают действия, разрушительные для самого человека». — «Мне казалось, — робко сказал Юваль, — что существуют определенные человеческие обязательства и какие-то ну как бы общие ценности». Она возмущенно покачала головой. «У человека есть интересы, но не обязательства, — сказала она, — как таковые — обязательства хороши, пока они служат нашим интересам. В конечном счете каждый сам несет ответственность за свою жизнь перед собой. Все же разговоры про абстрактные обязательства — это просто форма манипуляции, и позволять собою манипулировать не следует». — «А что же делать человеку, которому больно?» — спросил Юваль. «Ему следует сказать, — объяснила Кармит, — выбранный тобою образ действий меня не устраивает, и ты должен взвесить возможные последствия». — «А что же делать тому человеку, который поверил другому?» — спросил Юваль, чуть подумав. «А вот идиотом быть не следует. Кто же ему доктор», — ответила она и продолжила рассказывать про перипетии истории подруги. Юваль снова потерялся в ее рассказе, и ему стало казаться, что он видит, как постепенно приближается серая масса холмов и из подползающих руин бьют красные всполохи очередей. Он почувствовал, как у него перехватывает дыхание, и взгляд тонет в пыли и каком-то новом, никогда там не бывшем тумане. Тогда он решил тоже поехать на один из ее семинаров; Кармит согласилась, хотя и без особого энтузиазма. «Лучше бы ты сначала, как все, пошел к психологу», — сказала она.


Еще от автора Денис Михайлович Соболев
Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

Матвею пришлось повзрослеть. Чуть раньше, чем он бы хотел. И совсем не так, как должно. Теперь все решения – только его, отвечать за них тоже ему. Сумеет ли он сохранить в себе человека? Сможет ли выполнить задуманное? Читайте вторую книгу о приключениях Матвея Святогора.


Евреи и Европа

Белые пятна еврейской культуры — вот предмет пристального интереса современного израильского писателя и культуролога, доктора философии Дениса Соболева. Его книга "Евреи и Европа" посвящена сложнейшему и интереснейшему вопросу еврейской истории — проблеме культурной самоидентификации евреев в историческом и культурном пространстве. Кто такие европейские евреи? Какое отношение они имеют к хазарам? Есть ли вне Израиля еврейская литература? Что привнесли евреи-художники в европейскую и мировую культуру? Это лишь часть вопросов, на которые пытается ответить автор.


Говорящий с травами. Книга первая

«Говорящий с травами» – история о том, что действительно важно. О дружбе и взаимовыручке, о любви и верности, о честности и смелости, об умении принимать решения и отвечать за них.Живописные пейзажи, шикарные сцены охоты, таежные хитрости и удивительные приключения Матвея в глухой сибирской тайге!Все, что есть в этой книге, живет в каждом из нас с вами. В далеком детстве, в дедовых байках, в посиделках у костра, в первых ночевках на берегу.Загляните в мир Матвея, вдруг вам нравится такой мир?


Иерусалим

Эта книга написана о современном Иерусалиме (и в ней много чисто иерусалимских деталей), но все же, говоря о Городе. Денис Соболев стремится сказать, в первую очередь, нечто общее о существовании человека в современном мире.В романе семь рассказчиков (по числу глав). Каждый из них многое понимает, но многое проходит и мимо него, как и мимо любого из нас; от читателя потребуется внимательный и чуть критический взгляд. Стиль их повествований меняется в зависимости от тех форм опыта, о которых идет речь. В вертикальном плане смысл книги раскрывается на нескольких уровнях, которые можно определить как психологический, исторический, символический, культурологический и мистический.


Легенды горы Кармель

Новый роман Дениса Соболева «Легенды горы Кармель» погружает читателя в захватывающий, очаровывающий и страшный мир Восточного Средиземноморья и человеческого бытия.Соболев пишет о поиске прошлого, на который мы все обречены, прошлого меняющегося, часто почти неуловимого, но при этом столь значимого. Это книга о человеческой душе, погруженной в неподвластную ей историю, о течении времени, о неизбывной трагичности человеческой жизни, о существующем и несбывшемся, о надежде, самообмане и утрате иллюзий, об обретении значимого.


Через

Денис Соболев – прозаик, поэт, литературовед и культуролог, автор девяти книг.


Рекомендуем почитать
Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.


Изменившийся человек

Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».