Четыре времени года - [30]

Я вернулась домой из Зала Чайковского и не могла уснуть всю ночь. Хотелось рассказать всем, что мы видели, чтобы все бежали, записывались, становились в очередь за билетами. Чтобы никто этого не пропустил, чтобы все это посмотрели. Собственно, все мои друзья потом на концерте побывали.

Мы начали ставить программу в Одессе: собирать материал, то есть искать позиции, элементы, связки для каждой из частей, но пока не компонуя их вместе. Мы — это Ирина Чубарец и Станислав Шкляр — хореографы, которые работают со мной, известные мастера бальных танцев, Светлана Львовна Алексеева и я. Совершенно забыв о времени, работали и работали. Ира и Станислав пробовали что-то в зале, потом показывали мне, а я переносила их задумки на лед. В зал я специально не ходила, чтобы своим присутствием не давить на хореографов. Наташа и Андрей любое их предложение старались развить, изобретала движения и я — и за четыре дня мы полностью собрали материал для произвольного танца. При этом сами пребывали от него в полном восторге. Во второй части танца есть такая проходочка в мелодии, Ира и Станислав твердили, что она должна быть в движении проста и гениальна. Потом взяли и прошли сами. Это было действительно просто и гениально. А когда то же самое на льду воспроизвели Бестемьянова и Букин, мне стало ясно: произвольный танец нам удался.

Одна мысль не покидала: только бы вот так продержаться до конца, когда каждый шаг — находка. «Вы только темп вытяните», — просила я ребят, а темп дикий, программа очень сложная, нет ни одного такта из тех, что ребята танцевали раньше. Все совершенно новое: поддержки, шаги. Я больше всего боялась повторов, потому что устала смотреть программы, состоящие из одних и тех же элементов, как будто постоянно катают одну и ту же программу, только музыка меняется.

Ребята выходили с этой программой за зиму раз пятьдесят, не меньше, на различных показах, просмотрах, соревнованиях, но я смотреть на нее не устала.

Первый показ состоялся в Одессе. В это время там проходили гастроли «Современника», и я пригласила на тренировку Галину Борисовну Волчек. Катали ребята программу удачно, хотя со времени начала работы над танцем прошла всего неделя, и когда закончили, Галина Борисовна закричала: «Таня, браво!»

Теперь мы еще больше утвердились в мысли, что произвольная программа нам удалась. Она потом отрабатывалась, вычищалась, сокращалась, но практически наш русский танец был создан за несколько дней.

Настоящая премьера проходила в Томске. Программа была еще сырой, прошло всего три недели, как мы ее показывали в Одессе, но приняли ее очень хорошо. Ребята еще спотыкались, многие жесты выглядели незаконченными, однако каждый день то в жесте, то в шаге, то в повороте головы Наташа и Андрей демонстрировали что-то новое — танец давал им возможности для импровизации. Сколько я провела тренировок, но двух одинаковых движений в этом танце так и не увидела. Может быть, это и плохо, меня же это радует, Я не могу смотреть на одинаковые заученные жесты, улыбку, если они повторяются в одном и том же месте. Это замечательно, когда в зависимости от внутреннего состояния, тренированности фигуристов танец преображается и преображается ими. Мне не хочется трогать его самой, показывать жесты, считаю более целесообразным объяснять, что бы я хотела здесь видеть. И то, что Наташа и Андрей привносили в танец много своего, а это им, кстати, очень помогло, возможно было только благодаря их большому мастерству, их высочайшему знанию всех законов спорта и фигурного катания.

Такова история рождения программы олимпийского года. Мы проиграли в этом сезоне чемпионам мира, но мы шли своим путем, в фигурном катании нет двух первых мест, и приходится сравнивать два совершенно различных направления. Я была убеждена, что Бестемьянова и Букин достойны в танцах самого высокого звания. Что ж, их путь в спорте в роли одной из ведущих в мире пар только начинался...

Главу о Наташе и Андрее надо заканчивать рассказом о Сараеве. Наташа перед стартом очень нервничала, но говорить об этом я не хочу. Мы все это видели по телевизору, и больше не увидим. Серебро Олимпиады завоевано ими в борьбе с выдающейся парой, которая раньше вышла в лидеры и у которой шансов победить было больше. Но любая олимпийская награда — высочайшее достижение. Нет у спортсмена в жизни важнее соревнований, чем Олимпийские игры.

Вечером, когда я из Шереметьева приехала домой, ждал меня накрытый нашими мамами стол, и во главе его восседал отец, редкий гость на любом семейном празднике. Он произнес тост, поздравив меня, когда же пришла моя очередь говорить, я напомнила ему, как он твердил мне постоянно: «Мало работаешь, мало работаешь». — «Сколько ты провел Олимпиад?» — спросила я у отца. «Был на пяти, но тренером работал на четырех». — «Вот и я вернулась уже с четвертой своей Олимпиады». И он как-то притих: «Врешь, Татьяна». — «Ну, как вру, ты в 1972 году в Саппоро заканчивал, а я там начинала».

Я не знаю, с чем можно сравнить первую в жизни Олимпиаду. Я не нахожу сравнения, потому что, когда впервые попадаешь на Игры, испытываешь чувство безграничного счастья, хочется только летать. Тем более что, когда я попала на первую свою Олимпиаду, передо мной стояли задачи менее сложные и ответственные, чем на трех остальных. В Саппоро мои ученики, спортивная пара Черняева — Благов, должны были принести команде одно очко, и они его принесли. Это тоже серьезное испытание для двадцатичетырехлетнего тренера, но все-таки не такое, когда надо бороться за призовые места, когда на твои плечи ложится обязанность вывести учеников в чемпионы. Наташа и Андрюша боролись за первое место. Букин однажды так разволновался, что мне стало за него страшно. Торвилл и Дин сделали в обязательном танце мелкие ошибки, просто Крис нервничал, но ошибки заметные, судьи же ставят им 5,9—6,0. Букин, как ребенок, чуть не заплакал: «Что ж происходит, Татьяна Анатольевна, посмотрите?» Он понимал, что судьи им оценку выше не поставят, но в душе оставался спортсменом и стоял за честную спортивную борьбу. Как тренеру мне реакция Букина доставила удовольствие, мы с Наташей поплелись за ним, успокаивая и объясняя, почему нас за малейшую неточность наказывают.