Четыре вечера с Владимиром Высоцким - [67]

Великий мученик или великий счастливец такой человек? И то и другое»…

Вот заголовки статей, в которых клеймились песни Высоцкого. Они взяты из разных газет. Я хочу привести их для того, чтобы не сложилось впечатления, что, мол, Высоцкого только не печатали, только не принимали, только что-то не позволяли. Нет! Его еще и травили на страницах прессы: «О чем поет Высоцкий?», «Что за песней?», «С чужого голоса!», «Частным порядком», «Если друг оказался вдруг…», «Да, с чужого голоса».

(Съемка ТВ Италии)

Высоцкий. И были у меня довольно сложные моменты с песнями, когда я еще не работал для кино. И, в общем, официально они не звучали ни в театре, ни в кино. Были некоторые критические статьи в непозволительном тоне несколько лет тому назад, где говорилось: вот о чем поет Высоцкий. Там было много несправедливого. Обвинения строились даже не на моих песнях. Предъявлялись претензии, но статьи были написаны в таких тонах, что я впадал в отчаяние. Самое главное, что тон был непозволительный, неуважительный. Говорилось, что это совершенно никому не нужно, что это только мешает и вредит…

Песни как часть искусства… Они просто призваны делать человека лучше. Не то чтобы его облагораживать, но хотя бы чтобы он начал думать. Если даже что-то очень резко сказано, это заставляет человека задуматься и начать самостоятельно мыслить. Все равно песни свою работу выполнили.

Поэтому я никогда не стесняюсь петь даже острые песни.

Но если вы хотите пример такой песни резкой… Они все в общем-то достаточно острые. Вот песня, в которой есть напор, надрыв, может быть, даже какой-то элемент отчаяния, выплеск досады. Я вам покажу одну из последних моих песен. Поется она от имени волков.

КОНЕЦ «ОХОТЫ НА ВОЛКОВ», ИЛИ ОХОТА С ВЕРТОЛЕТОВ

Михаилу Шемякину

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,

Отворились курки, как волшебный Сезам,

Появились стрелки, на помине легки, —

И взлетели «стрекозы» с протухшей реки,

И потеха пошла в две руки, в две руки.

Мы легли на живот и убрали клыки.

Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,

Чуял волчии ямы подушками лап,

Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —

Тоже в страхе взопрел и прилег — и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал.

Зря мы любим ее, однолюбы.

Воту смерти — красивый, широкий оскал

И здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу—

Псам еще не намылены холки.

Но на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,

К небесам удивленные морды задрав:

Либо с неба возмездье на нас пролилось,

Либо света конец — и в мозгах перекос,

Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем —

И смирились, решив: все равно не уйдем!

Животами горячими плавили снег.

Эту бойню затеял не Бог — человек!

Улетающим — влет, убегающим — в бег.

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,

В равной сваре — за нами удача.

Волки мы! Хороша наша волчая жизнь.

Вы собаки, и смерть вам — собачья!

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу,

Чтобы в корне пресечь кривотолки.

Но на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу — там хоть немногих из вас сберегу!

К лесу, волки, — труднее убить на бегу!

Уносите же ноги, спасайте щенков!

Я мечусь на глазах полупьяных стрелков

И скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, — затаились на том берегу.

Что могу я один? Ничего не могу)

Отказали глаза, притупилось чутье…

Где вы, волки, былое лесное зверье,

Где же ты, желтоглазое племя мое?!

Я живу, но теперь окружают меня

Звери, волчьих не знавшие кличей.

Это псы — отдаленная наша родня,

Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу,

Обнажаю гнилые осколки.

Но на татуированном кровью снегу—

Тает роспись: мы больше не волки!

(Съемка ТВ Болгарии)

Высоцкий. Я не писатель. Мне даже сложно назвать себя поэтом. Хотя многие люди считают, что я прежде всего поэт, который свои стихи исполняет под гитару. Ну а все-таки, если говорить о том, какие меня темы беспокоят и что меня волнует в этой жизни, я думаю, что это очень простые вещи. Все, что происходит вокруг нас, с моими близкими людьми, с моими друзьями.

Да и не только, а и то, что происходит в мире, что происходит в моей стране, что мне нравится и не нравится.

И мне кажется, что я, «пиша эти песни», если так можно выразиться, сам пытаюсь разобраться в этом. Конечно, предмет мой — человек, и я свои песни пишу от имени многих-многих разных людей, не только от своего имени. Конечно, и от своего, но я беру персонажей, так как я актер, вше проще спрятаться за персонажа.

У меня за десять лет все-таки вышло довольно много по количеству, большие тиражи пластинок. Но по названиям их было четыре. Почему это так? Я думаю, что этот жанр — новый для нас. Очень непривычно взять певца с гитарой, написавшего свои тексты, и вдруг начать делать пластинки. Непривычно. У нас принято, чтобы был композитор, чтобы был поэт и был отдельный исполнитель. А я не вокалист, голос у меня, как вы понимаете, довольно такой странный…

(Съемка ТВ Италии)

Высоцкий. У меня сейчас есть возможность работать на очень больших аудиториях, иногда перед пятью тысячами человек несколько раз в день. Я езжу от филармонии, скажем, Осетинской, — и это им очень выгодно, потому что я им приношу большую прибыль, а вше это очень интересно, потому что я всегда нуждаюсь в аудитории. Чем большему количеству людей я могу рассказать о том, что меня волнует, тем вше лучше…