Четыре танкиста и собака - книга 2 - [14]

— И все они здесь? — спросил начальник.

— Так точно, герр бригаденфюрер, — ответил адъютант.

— Господа, — с улыбкой начал эсэсовец, — у меня для вас есть приятная неожиданность: перед нашими пушками стоит не только исправный Т —34 с нестандартной пушкой, но и весь его экипаж. Танк был захвачен сегодня утром у Одера.

— Экипаж? — удивился конструктор.

— Да. Я приказал, чтобы танк был со всем оборудованием, чтобы ничего не демонтировали, а они прислали со всем экипажем, — смеялся он, вставая из-за стола.

— За работу, господа!

Набросив плащи на плечи, они вышли. Слева под весенним солнцем поблескивал бункер с узкими темными щелями. Справа от него, в неглубоких окопах, зеленели на позиции два противотанковых орудия. Около них стояли навытяжку артиллеристы и отслуживший свое, с протезом вместо ноги, офицер, руководивший опытными стрельбами.

И тут же стоял покрытый пылью танк с надписью на броне — «Рыжий» и его экипаж, без головных уборов и ремней, в обмундировании, которое свидетельствовало о недавнем бое. У рядового под глазом был огромный синяк, а на щеке брюнета, кожаная замасленная куртка которого выдавала механика, кровоточила рана.

— О, да это же поляки, — удивился бригаденфюрер.

Тень пробежала по лицу капитана, дрогнули мускулы на щеках. Он окинул взглядом лица солдат и спокойно сказал:

— Никакой разницы, это такой же танк, как и остальные.

— Храбрые поляки под Берлином, — удивлялся эсэсовец, рассматривая пленных. — Немыслимо. Какая-то чепуха.

Он замолчал, прошел еще два раза вдоль короткой шеренги, взвешивая решение, и приказал:

— Боеприпасы из танка выбросить, все до единого снаряда и патрона. Где ремни и головные уборы? Верните их. Я хочу с ними поговорить как с солдатами...

Артиллеристы бросились выгружать боеприпасы, один из них принес недостающее обмундирование. Эсэсовец взял конфедератку ротмистра и, держа ее в вытянутой руке, подал танкистам.

Те стояли неподвижно, исподлобья глядя на немца.

— Кто из вас говорит по-немецки?

— Я, — ответил Кос.

— Каждый враг, который пересек немецкую границу, будет уничтожен, но я хочу дать вам возможность, если вы мужчины...

Томаш закачался и оперся о плечо Саакашвили. Затем надел конфедератку и, застегивая ремень, с ненавистью посмотрел на эсэсовца, облаченного в черную форму. Он ничего не понял, моргал опухшим подбитым глазом, чтобы лучше видеть, и старался глубже дышать, едва сдерживая нарастающую в желудке тошноту.

— Переведи! — закончил бригаденфюрер.

Он отошел на два шага и с видом победителя посмотрел на конструктора и Клосса, а потом тихо добавил: — Это будет хорошая шутка.

— Да, но я считаю, было бы лучше... — начал капитан и, наклонившись к самому уху эсэсовца, закончил свое предложение шепотом.

— Он обещает... — начал Янек, обращаясь к экипажу.

— Не верю ни одному его слову, — буркнул Густлик.

— Подожди, я должен им объяснить, — предложил Кос. — Он обещает, что, если один из нас доведет танк с расстояния тысячи метров до ста от этих орудий, мы будем свободны.

— Как это? — удивился Томаш.

— Он утверждает, что нас перебросят за линию фронта.

— Четыре минуты хода. Они успеют выпустить восемьдесят снарядов, — вполголоса подсчитывал Саакашвили. — Но калибр небольшой...

— Снаряды экспериментальные. Там стоит остов танка, дырявый, как дуршлаг.

— Я вам точно говорю, что эта эсэсовская свинья все врет, и думает, что мы законченные идиоты.

Со стороны Берлина донеслись глухие, далекие раскаты. Нет, это было не эхо от разрывов бомб, это надвигалась гроза. Вверх вздымалось, образуя серую наковальню, огромное облако, темное снизу. Предгрозовой порыв ветра перекатывал песок под ногами.

— Скажи ему, что я поеду, — сказал грузин, стиснув зубы.

— Гжесь... — начал Кос, но не закончил, встретив гневный взгляд Саакашвили.

— Кто из вас самый храбрый? — спросил бригаденфюрер, подходя ближе вместе со своими коллегами.

— Я поеду, — сказал механик и сделал шаг вперед.

— Ты поляк? — удивился эсэсовец.

— Для тебя поляк, черт бы тебя побрал! — вскипел грузин.

Эсэсовец усмехнулся, кивнул в сторону капитана и, подняв брови, заметил:

— Мой коллега предлагает... Переведите.

— Его коллега предлагает, — переводил Кос, — чтобы весь экипаж находился в танке.

— Чтоб ты сдох! — буркнул со злостью Густлик.

Шанс спастись был один из ста. Всего один шанс, что они сумеют проехать девятьсот метров, прежде чем танк остановится, объятый пламенем, прежде чем они погибнут, уничтоженные осколками разрываемой брони. И потом, даже если бы судьба им улыбнулась, оставался один шанс из тысячи, что этот высокопоставленный эсэсовец с двумя дубовыми листьями и серебряным квадратом на воротнике черного мундира и с черепом на фуражке сдержит свое слово. Их просто решили расстрелять «оригинальным» способом, и теперь им предстояло принять участие в жестокой игре — в атаке на смерть.

Первым тронулся залатанный вездеход с конструктором и офицерами, за ним «Рыжий». Танк вел немец, перегонявший машину с линии фронта на полигон. Экипаж стоял на броне, держась за поручни на башне.

— Хлопцы, бежим! — предложил Густлик.

— Далеко не убежишь. — Кос посмотрел на небольшой грузовик с вооруженными солдатами, который замыкал колонну. — Этот гад подумал бы, что мы боимся умереть в танке.