— Мать честная, что за беспорядок? Где окоп, где бруствер, где маскировка? — пошутил командир.
— Молодцы, здорово фрицев покрошили.
Щербань сразу пролез вперёд и заявил:
— Так точно. 6:0 в нашу пользу. Не с теми они связались. Вот пусть на себя и пеняют.
Тузов возразил:
— Осталось ли кому пенять?
— А, чёрт сними, если и не осталось, — закончил командир этот разговор.
— Мотко, уведите орудие на основную огневую позицию. Кириченко, вызовите полковых мастеров. Завтра к вечеру приведите орудие в порядок.
Командир сел в машину и поехал в штаб, где его уже ждала куча бумаг, приказов, всяких «срочных», «неотложных» боевых и хозяйственных дел. Боевой день продолжался. По дороге заехал в медсанбат к Петрову. Ему уже сделали новую повязку и оказали необходимую медицинскую помощь.
— Ну, как дела, Герасим Семёнович?
— Дела хорошо, только в голове уж очень шум стоит, — ответил Петров глухим очень тихим голосом.
— Спасибо, Герасим Семёнович, за службу, за пример солдатам. Будешь награждён орденом Славы. К нему лента положена полосатая, как раньше к Георгиевскому кресту.
Чуть вздрогнув и немного вытянувшись на постели, Петров тихо, но чётко и внятно произнёс:
— Рад стараться, Советскому Союзу…
Крепко в нём засела тяжёлая и мужественная солдатская служба и, будучи почти в забытьи, он ответил на поздравление вместе и старым солдатским и нашим красноармейским ответом.
— А у меня теперь две ленты таких будет. Я кавалером был, в 1916 году Георгия получил. Картечью немецкую кавалерию отбивали…
Видимо силы оставили его, он снова впал в забытье. Врач сказал, что на выздоровление трудно надеяться. Вечером адъютант — старшина Сазонов — привёз на орудие трёхлитровую бутыль, где на этикетке, нарисованной Женей Ганнушкиным, на фоне разбитого блиндажа было написано: «За отличную стрельбу от командира». А кроме этого, Турделиеву — новый ватник, Тузову — варежки, Нитченко — шапку. Солдаты подняли тост за сегодняшнюю победу, за здоровье дяди Герасима, за командира, поговорили о войне, вспомнили прошлые бои, похлопали друг друга по груди, где должны засверкать новые награды. Турделиев посмотрел на свой новый ватник и сказал:
— Мотко, давай ответ командиру писать.
На белой бумаге, которую приклеили на опустевшую бутыль, написали: «Наш уважаемый командир, мы за Родину, за Сталина и против Гитлера готовы в огонь и в воду и самый Берлин. Мы выполним любое ваше задание». Все подписались. Вечером в штабе, когда собрались на ужин, Александр Владимирович Баженов, из многих зарисовок сделанных днём подарил три карикатуры в память о разбитой пушке, уничтоженном штабе и разгромленных наблюдательных пунктах. К рисункам тут же был придуман текст, с которым оказались вполне согласны и «авторы» изображённых «сюжетов», и автор самих рисунков. Так закончился этот артиллерийский бой, который происходил 17 января 1944 года в 10–12 километрах юго-восточнее города Жлобин, в один из дней, когда в оперативной сводке Советского информбюро было написано о том, что на фронте изменений не произошло. Велась редкая артиллерийская перестрелка.
14.8.59 г.
