Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения) - [21]

Не отставала и техника. Открыла столетие электрическая батарея (1800), затем последовали: колесный пароход (1807), электроаккумулятор (1812), велосипед (1816), стетоскоп (1819), электромотор (1822), электромагнит (1825), трактор (1825), телеграф (1837), нитроглицерин (ок. 1846), бессемеровская сталь (1856), пишущая машинка (1864), динамит (1867), лампа накаливания (1879), паровая турбина (1884), трансформатор и мотоцикл (1885), звукозапись (1887), цветная фотография (1891), кино (1896).

Наверняка в этом списке что-то незаслуженно забыто, но всего не упомнишь. Прогресс прорывался везде, во всех областях науки и техники; вот только в космос не слетали…

Это упущение с лихвой окупила фантастика. Однако прежде чем продолжить наше путешествие, стоит немного поразмышлять на общие темы.

В середине прошлого века стал ощутимо сказываться количественный рост фантастики, причем скорость роста также неудержимо росла. По данным английского историка фантастики Игнатиуса Кларка за все XVII столетие в Англии была издана одна-единственная книга, про которую можно условно сказать: «роман о будущем» (ни «Новая Атлантида», ни сочинения Уилкинса под это определение не подходят).

За пятьдесят первых лет XVIII века — также одна, за вторые полвека — пять. А дальше кривая резко рванулась вверх: первая половина XIX века — 12 книг, а вторая — уже 172!

В XIX веке заиграла всеми мыслимыми красками фантастика космическая. Словно наитие подсказывало авторам: не за горами время, когда человечеству предстоит сделать едва ли не решающий шаг в своей эволюции. Шаг за пределы колыбели.

Что такое столетие для стереотипов массового сознания? Не мгновение, но и не вечность. Если смотреть из XX века в прошлое, то за XIX век еще «предстояло» полностью обжить воображаемый космос, подготовить человечество к выходу на звездную дорогу. Космический ажиотаж захватил всех — и ученых и поэтов: первые мысленно проигрывали варианты и анализировали; вторые заглядывали в бездны «внутреннего космоса», странным образом сопряженного с внезапно открывшимся внешним.

Мысль писателей-фантастов двигалась не плавно и не последовательно, скорее наоборот — резкими, неожиданными толчками. Периоды затишья иногда затягивались, но зато за каждым новым прыжком в неведомое открывалась в полном смысле слова бесконечность — бесконечность новых деталей и сюжетов, новых запретов и новых же соблазнительных возможностей.

Одно из временных затиший пришлось на начало XIX века.

Нельзя сказать, чтобы научная фантастика той поры значительно отставала от бурного прогресса науки и техники. И дело не в количественном росте — писатели-фантасты не собирались уступать и в «качестве». Но вот космическая волна на время затихла — хотя то было затишье перед решающим штурмом…

Может быть, дала себя знать и некоторая усталость читателя от космоса. Путешествия на Луну и другие планеты в фантастических произведениях исчислялись пока десятками, а читатель устал. Еще были преждевременны слова о том, что книжный рынок затоплен такими книгами, но количество их росло из года в год, множились и сюжетные повторы. К заоблачным чудесам начали привыкать.

И вот еще на что следует обратить внимание.

До сих пор речь шла о произведениях, достойных лишь беглого упоминания в обзорах, в крайнем случае — пересказа, но уж никак не прочтения (исключения не в счет). Какими бы ни были заключенные в них прогностические идеи, дальше идеи дело обычно не шло. Судьба книг подтвердила это со всей наглядностью: потребовался труд не одного десятка современных исследователей, чтобы выудить из безвестности запылившиеся фолианты. Были промыты тонны песка и ила — и все ради нескольких крупиц золотого песка, тех самых удивительных идей, о которых сообщается лишь парой строчек!

Количественный рост «романов про космос» не мог не привести к какому-то качественному повороту. Либо этой литературе было суждено умереть, можно сказать, и не родившись, либо…

Не только космическая — вся фантастика пребывала в ожидании. Ждала художника, который сопряг бы ее окончательно с подлинной, большой литературой. Или сделал бы в лучшем смысле слова массовой, популярной, привлек бы к ней теперь уже миллионы читателей, заразив сердца молодых романтикой мечты.

Первым таким добрым гением для этой литературы стал Эдгар По, вторым — Жюль Верн.

Чтобы совершить два таких гигантских прыжка в Незнаемое, потребовалось время. Но и в период затишья продолжалась работа, кропотливая и последовательная, и когда на сцене появился Эдгар По, почва для произрастания его таланта оказалась заботливо подготовленной предшественниками, имена которых сейчас почти забыты.

Опять мы в салоне машины времени.

В 1813 году романом некоего Джорджа Фаулера дорогу в космос открывает американская литература. Первые ласточки — книги Фаулера и появившаяся спустя 14 лет книга профессора Джорджа Такера — были названы на редкость неоригинально: «Полет на Луну». Чем они были примечательны? Практически ничем, если не считать соображений приоритета. Правда, в книге Такера (ученый благоразумно скрылся под псевдонимом «Джозеф Эттерли») впервые упоминается «антигравитационный металл», предшественник уэллсовского кейворита. И еще… Профессор Такер заведовал кафедрой в университете штата Вирджиния в годы, когда там учился молодой Эдгар По. А в остальном — «опять» Луна!