Четыре оттенка счастья - [13]

На глазах Елизаветы Борисовны выступили трогательные слезы, а губы на мгновение задрожали. Но приступ сентиментальности был не долгим, и вскоре в ее голосе вновь послышались нотки педагога.

– Твои слова греют мое старое сердце, но как это связано с историей Поэмы?

– Тут все и ежу понятно, Елизавета Борисовна! – выпалила Наталья Геннадиевна. – Даня наплел своей барышне, что мы не «образно» его семья, а семья по-настоящему, – Даня смущенно кивнул, после чего все, кроме Златы и учительницы географии, изумленно охнули.

– Цікаво... – задумчиво протянул Юра.

– Вы поймите, это только на какое-то время. Накроем стол, приготовим праздничный обед, посидим-поболтаем... Будет по-настоящему весело! – Даня активно жестикулировал, нависая над сидящими за столом соседями, – это будет самым лучшим подарком в мой день рождения!

– Даня, а что потом? – спросил Миша.

– Да какая разница! – паренек безразлично махнул рукой, – важно то, что сейчас. А потом я сам как-то разберусь, – он выжидающе смотрел на шокированных соседей.

– И какая же у меня роль в этом спектакле? – Наталья Геннадиевна сделала глоток чаю, кокетливо поправив волосы.

– У меня были мысли сделать вас моей мамой, – после этой фразы злая учительница чуть было не поперхнулась горячим напитком, – но для этой роли вы слишком молоды. Поэтому вы будете моей тетей, сестрой мамы, – Наталья Геннадиевна задумалась, после чего одобрительно кивнула.

– А я? – Злата нервно заерзала на стуле.

– Либо мама, либо вторая тетя...

– Пускай тетя будет одна, – перебила Наталья Геннадиевна.

– Значит она... – Злата обиженно показала пальцем на своего злейшего врага, – ...слишком молодая! А я в 37 могу иметь 22-летнего сына! – женщина злобно смотрела на Даню, который уже второй день всячески выводил ее из себя и обижал.

– А разве у вас там по селам это не обычная практика в 15-16 рожать? – съехидничала Наталья Геннадиевна, вновь поправив густые каштановые волосы.

Злата не знала, что ответить, потому как не раз видела юных мам-односельчанок, но сама была категорически против такой практики.

– Наталя має рацію... – к изумлению учительницы и бурному негодованию потенциальной «мамы» Дани Юра принял сторону Натальи Геннадиевны, – мати ж повинна бути... А хто, як не ти...

Даня воодушевленно наблюдал за спором соседей, предчувствуя свою победу.

– Это недопустимо! – выпалил Миша.

– Вот и я о том же! Мне никак нельзя быть мамой! – подхватила Злата.

– Да причем тут это, Злата Витальевна? – Миша неодобрительно покосился в сторону своей возлюбленной, – вся эта комедия, которую Даня хочет разыграть, – сама по себе недопустима...

– Почему, дядя Миша? – Даня невинно смотрел на крупного столяра, – вы ведь рассказывали, что в юности играли в любительском театре и даже неплохо в этом преуспели, – после упоминания былых юношеских успехов, Миша довольно улыбнулся.

– Ваше участие бесценно, поскольку полученная в прошлом практика и знание основ драматургии станут крепким фундаментом нашего спектакля!

– Даже не знаю... Хотя, чего душой кривить, я действительно был одним из лучших, – Миша кокетливо опустил глаза, распираемый желанием здесь и сейчас продекламировать отрывок из поставленной когда-то аматорами «Васильковой пятницы». Это была сомнительная пьеса, написанная другом Миши – Валентином, в будущем токарем Петровичем. «Васильковая пятница» – история комбайнерки Даши и тракториста Фомы, которые, несмотря на безумную, но пристойную страсть, выбирают светлое коммунистическое будущее, которое каждый должен строить самостоятельно. У Миши была главная роль тракториста. И вот сейчас, вспомнив несостоявшуюся актерскую карьеру, он был готов встать и говорить словами бравого Фомы: «Если и должна быть на свете страсть, то это страсть к Родине и Ленину! Страсть должна проявляться только тогда, когда мы, простые советские люди, строим Великий Коммунизм! А страсть между мужчиной и женщиной – неприличное дело, порочащее высокие идеалы советского общества, Дарья!» – после этой небольшой речи молодая комбайнерка крепко пожимала руку Фоме, и они уходили в разные стороны сцены. Занавес и буря аплодисментов. Миша настолько погряз в своих мечтах и воспоминаниях, что совершенно не заметил, как слово взяла Елизавета Борисовна, до этого сохранявшая гордое молчание.

– Даниил, – начала пожилая женщина, тяжело вздохнув, – твоя затея – это гнусная и жестокая попытка разыграть невинное дитя, твою девушку. Ложь – это оружие массового поражения, вирус, который уничтожает наше сердце и душу. История Поэмы – не пример для подражания, а всего лишь правдивая сказка со счастливым концом. Поэма была недалекой, наивной девушкой, которая хотела удачно выйти замуж, но ты, магистр философского факультета! Как могли подобные мысли закрасться в твою голову? Тебе должно быть стыдно! – несмотря на боль в ногах, Елизавета Борисовна резко поднялась, окинув всех присутствующих уничижительным взглядом, – всем вам должно быть стыдно! – она круто развернулась и пошла к себе в комнату, хлопнув дверью.

– Фашисты! – послышалось с антресоли.

– Не удастся вам, Миша, продемонстрировать свой великий талант, – Наталья Геннадиевна открыла холодильник и достала небольшую банку квашеной капусты.