Четыре норвежских конунга на Руси - [8]

А. А. Зимин заключил, что в саге «довольно точно передана» «картина древнерусских порядков». «Наряду с обычаями уже существуют законы. По законам за кровь полагалась кровь, причем без всякого суда, т. е. в порядке внесудебной мести. Князья уже борются с институтом кровной мести. Так, Владимир отказался выдать Олафа и „присудил денежную пеню за убийство"». Из этого делается вывод о том, что «в годы правления князя Владимира сделано было несколько попыток реформ русского права». Не соглашаясь с заключением Ключевского, что «первоначально „вира" платилась в пользу частных лиц и только Владимир стал взыскивать ее в пользу князя», Зимин свои возражения строит, среди прочего, и на «Саге об Олаве»: «по Саге об Олафе штраф за убийство действительно платился не князю, а общине. Однако в данном случае платилась „головщина", а не „вира"» [Зимин 1965. С. 243].[6]

И. Я. Фроянов настаивает на том, что, «говоря о княжеском суде в X в., мы не должны забывать о значительной его условности, определявшейся большой самостоятельностью народных общин в отправлении судопроизводства». И вновь «ценной иллюстрацией здесь служит свидетельство, содержащееся в „Саге об Олаве Трюггвасоне"». Фроянову «любопытно, что люди „по обычаю и закону своему" разыскивают преступника, чтобы воздать ему должное. Не менее интересно и то, что княгиня платит виру, не имея, следовательно, никаких преимуществ перед лицом закона» [Фроянов 1980. С. 29-30].[7]

Н. Н. Гринев полагает, что «есть возможность сравнить» статью 1 Краткой Правды «с судебной практикой Новгорода конца X в., сведения о которой сохранились в скандинавской саге об Олаве, сыне Трюггви». Автор статьи признает «легендарный характер саги», но считает необходимым «отметить, что картина новгородского правопорядка изложена в ней очень подробно и убедительно». К сожалению, не уточняется, из чего вытекает такое заключение.

Гринев относит описанные сагой события «ко времени около 980 г.», поскольку тогда «Владимир держал в Новгороде значительный варяжский контингент, готовясь к походу на Киев». Согласно саге, убийца «оказывался вне закона и должен был быть убит, причем убить его мог каждый житель Новгорода... Право заменить смерть вирой принадлежало князю». Поскольку в статье 1 Русской Правды отражено совсем иное положение (а именно, что «„мужа-убийцу" имеет право убить не „весь народ", а ограниченный круг родственников убитого», да и «право заменить смерть денежным штрафом „за голову" принадлежит не князю, а самим родственникам»), то Гринев находит в этом подтверждение своему выводу об «установлении» Правды в начале XI в. [Гринёв 1989. С. 20-42] [8]

М. Б. Свердлов упрекает А. А. Зимина в том, что последний «не учел недоброкачественности использованного перевода, вы-мышленности использованного эпизода в более позднем варианте саги в „Хеймскрингле" Снорри Стурлусона (1220–1230 гг.), тогда как в более древней саге об Олаве Трюггвасоне монаха Одда (1190 г.) его нет, и наконец, особенностей саг как художественных произведений, в значительной мере искажавших фактическую основу, дополнявших ее вымышленными эпизодами и скандинавскими реалиями...» [Свердлов 1988. С. 78–79, примеч. 3]. Притом, что здесь имеется ряд неточностей (у Зимина текст не из «Круга земного», а из «Большой саги об Олаве»; перевод Стефана Сабинина вполне соответствует оригиналу; «Круг земной» датируется не 1220–1230, а 1230 г.; наконец, в саге монаха Одда есть аналогичный сюжет), основная мысль Свердлова абсолютно справедлива. Действительно, нельзя строить выводы такого рода без учета жанровой специфики саг и детального источниковедческого анализа каждого отдельно взятого их сообщения.

А потому обратимся к саге. Сюжет об убийстве Олавом своего обидчика дошел до нас в пяти редакциях.

I. «История Норвегии»:

Когда ему исполнилось около 12 лет, он посреди торга в Холь-мгардии мужественно отомстил за своего воспитателя, и небывалая месть едва достигшего двенадцати лет мальчика тотчас же дошла до слуха короля; и поэтому его представляют королю, который его в конце концов усыновляет [HN, ИЗ].[9]

II. «Обзор саг о норвежских конунгах»:

И когда ему было 12 лет, случилось так, что однажды на торгу он узнал в руке у человека топор, который был у Торольва, и начал расспрашивать, как к нему попал этот топор, и понял по ответам, что это был и топор его воспитателя и его убийца, и взял тот топор у него из руки, и убил того, кто до этого им владел, и отомстил так за своего воспитателя. А там была большая неприкосновенность человека и большая плата за убийство человека, и принял он решение бежать к княгине под ее защиту. И поскольку это сочли делом энергичным для человека двенадцати лет от роду, а месть его справедливой, то тогда помиловал его конунг, и стала с тех пор расти его известность, а также уважение и всякий почет [Agrip, к. 17].

III. «Сага об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда (А):

Случилось так однажды, что Олав ушел из своей комнаты, и с ним его брат по воспитанию, без ведома Сигурда, своего родича. Они ушли однако тайно и шли по какой-то улице. И там узнал Олав перед собой своего недруга, того, который убил 6 лет назад его воспитателя у него на глазах, а затем продал его самого в неволю и рабство, и когда он увидел его, стал он лицом, как кровь, и очень подавлен, и его сильно взволновало это зрелище. Повернул он тогда быстро назад и вернулся домой, в свою комнату. А несколько позднее пришел туда Сигурд с торга, и когда он увидел Олава, своего родича, в гневе, то спросил Олава, что с ним. Он говорит, какая тому была причина, и просил его оказать ему поддержку, чтобы отомстить за своего воспитателя, «такое горе этот человек причинил мне и многократное бесчестье, – что хочу я теперь отомстить за своего воспитателя». Сигурд говорит, что он хочет оказать ему помощь, вот поднимаются они и идут с большим отрядом людей, и вел Олав к торгу. И когда Олав видит этого человека, берут они его и выводят за город. И затем выступает вперед этот юный мальчик Олав и собирается теперь отомстить за своего воспитателя. Дали ему тогда в руки большой широкий топор, чтобы зарубить этого человека. Олаву было тогда 9 лет. Затем замахивается Олав топором и ударяет человека по шее и отрубает ему голову, и это считается славным ударом для такого юного человека [О. Тг. OddrA, к. 8].