Четыре листа фанеры - [25]

Тот спрятал бумажку, буркнул:

– Ну разве в порядке исключения. – И отошел за стойку.

Юноша откупорил бутылку, разлил коньячок.

– Будем здоровеньки? – спросил, подняв рюмку на уровень носа. – Звать-то хоть тебя как?

Алина улыбнулась и приподняла свою рюмку тоже.

– Мисс Мапл.

– Как-как, говоришь?

Алина решила, что сначала выпьет, а потом объяснит, но и выпить не успела: заметила, что в щели служебной портьеры стоит Ниночка и манит пальчиком.

– Меня? – ткнула себе в грудь несколько удивившаяся Алина.

– Тебя-тебя, – закивала Ниночка.

– Извини, – бросила Алина кавказцу и быстро пошла к служебному входу, скрылась за портьерою.

– Вернешься? – вопросил кавказец вдогонку.

– Т-с-с… – приложила Ниночка палец, к губам и кивнула Алине, приглашая следовать за собою. – Я же там на виду вся, дура!

Они прошли какими-то тесными коридорами, спустились в подвал. Ниночка приоткрыла тяжелую, бронированную дверь и кивнула секретно и приглашающе, оглянулась даже воровато. Чувство опасности, беспокойства, которое несколько минут назад поселилось в Алине, она относила исключительно на счет кавказца, поэтому хоть тоже оглянулась и даже мгновенье помедлила, внутрь все же шагнула.

Дверь за спиною тут же и затворилась. Небольшая комнатка была морозильником: с крюков под потолком свешивались бараньи туши, окорока, битая птица; на стеллажах лежали продукты, стояли какие-то ящики; коробки занимали углы. Алина дернулась к выходу, дверь, естественно, не поддалась. Стукнула в нее кулачком, потом с разбегу – плечом. Потом заорала:

– Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эй!

Но еще не закончив орать, отчетливо поняла, что и это зря.

Остановилась посреди камеры. Было холодно. Потащила из угла большой фанерный ящик. Что-то обрушилось за ним с металлическим лязгом, упало. Алина заглянула: на полу валялась раскрывшаяся в падении жестянка, из которой рассыпались новенькие патроны. Алина пошевелила их ногою, плюнула и выдвинула ящик на середину, села сверху, поджала ноги.

– Ну идиотка! – сказала в слух по собственному поводу. – Хоть коньяку бы выпила – все теплей сейчас было бы. Нет, как скаженная понеслась.

Теперь, когда причина тревоги сделалась очевидной, Алина с некоторой надеждою подумала о кавказце: «Приставуч ведь, неужели смирится с новой потерей дэ-вушки, ради которой не первую уже неделю ходит в этот ресторан. Насчет не первой недели привирает, конечно, но все-таки…»

Алина пожалела даже, что не дала кавказцу некоторых авансов, но как говорят в Одессе, быть бы мне таким умным, как моя жена потом.

Кавказец, впрочем, и в самом деле, выждав минут десять и переполовинив бутылку, отправился на розыски пропажи.

– Какая дэвушка? Какая дэвушка? – передразнивая его интонацию, могучим торсом выталкивал бармен-вышибала немолодого юношу из служебного коридорчика. – Уехала твоя дэвушка. С мужем. Понял, да?

– Она что, точно замужем? – сник кожаный.

Тут уж и впрямь, оставалось только смириться.

К тому времени, скорчившись на составленных рядом четырех ящиках, Алина дрожала не метафорической, а натуральной крупной дрожью: зуб буквально не попадал на зуб.

Итак, уже можно было сказать со всей очевидностью, что по той или иной причине, но приставала ее не спасет. Последняя надежда оставалась, нелогичная, иррациональная, но оставалась, на Мазепу. Что, как в кино про Бельмондо, ворвется он вот сейчас, вот через секундочку, освободит ее из преступных тенет, прижмет к сердцу, отогреет…

Но секундочка шла за секундочкою, Мазепа не являлся, и в уже отключающемся мозгу Алины мелькнуло даже страшное подозрение: уж не сам ли Мазепа ее сюда и заточил?

Группа захвата

А Мазепе было не до Алины, он занимался своими прямыми обязанностями. То есть выручать чрезмерно любознательных граждан из преступных тенет тоже вроде бы входило в прямые обязанности капитана милиции, но не в качестве же капитана милиции Алина его иррационально ждала, а в качестве возлюбленного-супермена.

– Открывай, говорю! – не столько говорил, сколько орал тем временем еупермен в сторону двери на занюханной лестничной площадке хрущобы где-то далеко-далеко от Львова, скорее уже под Ужгородом.

Открывать, видимо, не собирались, и Мазепа кивнул двоим в штатском, притаившимся по сторонам. Те переглянулись и, обнаружив профессионализм, вышибли дверь с налета, одним согласованным ударом. Из квартирных глубин зазвучали выстрелы.

Один из двоих дверных вышибал, уже знакомый нам по ночному межгаражному приключению сержант Гав-рилюк, упал, другой отскочил. Капитан с пистолетом в руке прыгнул в проем, рявкнул благим матом:

– Бросай оружие.

Пуля тюкнула в стенку в сантиметре от капитановой головы, вспуржила щепу.

Мазепа не моргнул глазом, хладнокровно прицелился, выстрелил раз, другой.

Дикий вопль понесся из глубин квартиры, точно звериный:

– У-у-у-у-у-у-у!

В прихожую полетели пистолет, обрез, лязгнули об пол.

Капитан выглянул из прикрытия: в комнате – грязной малине – выл, держась за живот, катался по полу один урка; другой стоял с поднятыми руками. Из-под кровати высовывалась пьяная женская рожа…

– Пришить тебя, гад, чтоб знал, что надо сдаваться, когда приглашают, – навел капитан ствол на стоящего с поднятыми руками. – Пришить, а?