Четыре королевы - [6]
Не удивительно, что в таких условиях понятие власти было размытым и носило отчетливо личностный характер.
Каждый из трех великих правителей того времени — император Священной Римской империи, король Франции и папа римский — был не прочь расширить свои территории и укрепить влияние за счет двух других. Эти люди обрели власть, унаследовав от предков жажду имперского главенства и восхищение историческим идеалом. Все их усилия были направлены на восстановление славы былых времен.
Для короля Франции это означало возвращение к образцу Карла Великого, величайшего из правителей на памяти Европы, который четырьмя веками ранее создал империю, простиравшуюся от Балтийского моря до Средиземного. Император Священной Римской империи, владения которой с течением времени умалились настолько, что от них осталась одна Германия [7], соответственно, мечтал стать вторым Юлием Цезарем. Император (который также имел титул короля Сицилии, полученный по наследству от родичей с материнской стороны; отец его было немцем) громко требовал вернуть ему обширные земли, которые принадлежали Риму тысячу лет тому назад, начиная с Италии. Мечты папы отличались не меньшим размахом: он хотел обрести не только духовную, но и политическую власть над всем христианским миром. В Средние века папы не ограничивали свою активность областью религии и часто открыто ввязывались в территориальные захваты, вплоть до сбора войск для подобных целей. Так как Церковь заявляла свои права на Рим и обширные области вокруг него, амбиции папы вошли в прямой конфликт с амбициями императора. Все XIII столетие прошло под знаком этой борьбы.
Никто в Европе не подвергал сомнению эти планы. Великим людям полагалось иметь континентальные амбиции.
Достигнут ли они своих грандиозных целей, или хотя бы приблизятся к достижению, зависело от политических реалий, создаваемых на второй ступени социальной лестницы — графами, маркизами, герцогами и прочими феодалами, чьи фьефы[8] бывали порой совсем невелики, но тем не менее составляли реальный фундамент власти в Европе. Представителями этого слоя политической аристократии двигало желание добиться весомого и зримого контроля над конкретной областью. Эти сеньоры обычно не страдали мечтами о мировом господстве. Случалось, правда, что кому-то из этой компании приходило в голову поднять общий мятеж против вышестоящих — но эти попытки неизбежно кончались провалом. Им важно было в первую очередь расширить собственные владения за счет соседей — или помешать соседям учинить то же самое за их счет. Там урвать город, там замок… В этой игре все решала численность зависимых людей и рыцарей.
Эта склонность к небольшим военным авантюрам обуславливалась не столько стремлением к практическому выигрышу, сколько желанием потешить гордыню, размяться и разогреть кровь острыми ощущениями. Бертран де Борн, трубадур, сражавшийся вместе с Ричардом Львиное Сердце, очень красноречиво суммировал эти рыцарственные чувства:
Феодалы, управлявшие своими фьефами, опирались на «нижний мир» зависимости и автономии, которые сегодня мы бы назвали «сферами влияния»; Теоретически каждый граф, герцог или маркиз обладал землей, статусом и властью благодаря верной службе либо королю, либо императору — и, следовательно, был обязан им послушанием.
Например, Прованс формально являлся фьефом Священной Римской Империи, а граф Прованский, соответственно, вассалом императора. В принципе это означало, что если императору понадобятся войска для ведения войны, он мог потребовать от Раймонда-Беренгера V предоставить ему отряд рыцарей и пехотинцев, и Раймонд-Беренгер был бы обязан выполнить это требование или заплатить некую сумму денег как компенсацию невыполнения. Подразумевалось также, что граф Прованский не станет открыто выступать против желаний или замыслов императора, не вступит в заговор против Священной Римской империи или каким-то иным путем повредит его интересам. В обмен на это император милостиво позволял графу самостоятельно править Провансом, то есть не вмешивался во внутренние дела и не взимал тяжелой дани. Кроме того, император был обязан использовать ресурсы империи, чтобы защитить, когда понадобится, Раймонда-Беренгера V против нападения врагов.
Это было в теории. На практике система срабатывала несколько иначе. В случае с Раймондом-Беренгером V Прованс находился так далеко от операционной базы императора на Сицилии и так мало затрагивал его интересы, что император не мог ни потребовать чего-то от графа, ни прийти к нему на помощь. С другой стороны, Раймонд-Беренгер V был благочестив, а потому его политика и принимаемые решения находились под влиянием папы. Поскольку намерения папы почти всегда вступали в прямой конфликт с намерениями императора, Раймонду-Беренгеру часто приходилось выбирать между ними. И наконец, граф должен был принимать в расчет территориальные амбиции — свои собственные и своего весьма агрессивного соседа, графа Тулузского.
