Четыре фрейлины двора Людовика XIV - [48]

– Хорошо!.. – сказала она, отталкивая его во второй раз. – Я сама о себе доложу.

Однако, по привычке обходительности и благопристойности, эта смелая знатная барыня, которая никогда не затруднялась шарить в карманах короля, чтоб взять оттуда бумаги, её интересовавшие, а иногда совершать там подлоги, у этой двери молодого флотского офицера, она постучалась два раза.

Быстрый, испуганный, скрытный шум последовал за этим постукиванием.

В надежде выиграть хотя бы две секунды, Ален, вместо того, чтоб отвечать, сам пришел отворить.

– Госпожа… госпожа маркиза де Монтеспан!.. – сказал герой праздника, в свою очередь притворяясь изумленным.

– Да, мой дорогой кавалер, – сказала она выступая вперед: – это я, ваш друг. Не подозревали ли вы меня в какой-нибудь связи с вашими приключениями?…

Он не успел ответить.

Комната имела вид трактира первого разряда взятого приступом.

– Гей! Бог мой!.. – вскричала она. – Что за суматоха!.. Можно подумать, что тут прошло вторжение. Не случился ли с вами опять припадок вашей горячки?

В тоже время, так как это была хитрая дама, которую не легко было уверить и которой на практике были известны всякого рода уловки, она осмотрела всё вокруг себя испытующим взглядом, начиная со знаменитой вставки. Та была герметически закрыта.

Тогда кавалер, живо принимая на себя роль, так безуспешно сыгранную Жозефом, чтобы выйти из затруднения, захотел встать под батарею этого инквизиторского взгляда, достаточно язвительного и ответил на её воззвания.

– Потрудитесь извинить меня, госпожа маркиза… Я не был приготовлен к этой чести, мое жилище это доказывает… Никто в этом не виноват… это привычка моряка! Я действовал здесь как бы в своей каюте. Но место это так неприлично… Позвольте мне вас принять в маленькой гостиной.

Продолжая искусно действовать, он любезно подал ей руку, чтоб её увести.

– Но нет, нет, – сказала она всё более и более насмешливым голосом. – Оставайтесь здесь, так как вам здесь было так хорошо… Вы не очень скучали? – прибавила она.

Ея глаза, сверкая бесовской злобой, остановились на длинных занавесях окна, которые только что незаметно колыхнулись.

– Вы об этом слишком хорошо позаботились, сударыня.

Несмотря на выказываемую им самоуверенность, следя за этим взглядом и дьявольской улыбкой, Ален сильно побледнел.

– Так как вы желаете удостоить мою комнату вашим посещением, то позвольте предложить вам это кресло, – сказал он, придвигая его таким образом, чтобы она сидела спиной к подозрительному окну.

– Благодарю, – сказала она. – Но, посмотрите, прошу вас, это окно вероятно плохо закрыто; занавеси шевелятся, оттуда несёт ветер.

Он серьезно прошёл по её указанно, сделал вид, что рассмотрел задвижки и отвечал:

– Теперь оно совсем хорошо закрыто; мы одни…

– Вы и в самом деле так думаете? – сказала она и, подходя сама к занавесям, она их отодвинула резким движением, от которого затрещали кольца на железном пруту.

В то же время раздался маленький, пронзительный и странный крик.

– Ай!

Спасаясь, фрейлины забыли или, скорее, не успели увести одну из своих подруг; дверь слишком скоро закрылась. Бедная девочка осталась в западне. Она спряталась в углу, повернувшись спиной, закрывая лицо своими руками.

– Сударыня!.. Сударыня, что вы сделали?.. – вскричал Ален, готовый её защищать, чтоб помешать нарушению её инкогнито.

Обер-гофмейстерина пожала плечами; но она более не улыбалась даже своей язвительной улыбкой. Она направилась к двери, отдёрнула обивку таким же образом, как перед тем отдернула занавеси и зная своих людей, вполне уверенная в том, что Жозеф находился там и подслушивал у замка двери, она резко отворила. Она не ошибалась, он был там, вовсе не ожидая подобного сюрприза, и так заинтересованный этим делом, что опирался о вставку и на половину потерял равновесие, когда эта точка опоры ускользнула от него.

– Госпожа маркиза!.. – заикался он спотыкаясь.

– Я тебя гоню.

– Но, прошу госпожу…

– Впрочем… – сказала она, кидая странный взгляд на угол, где пряталась молодая девушка; – нет; я тебя оставляю… Ты узнаешь на каких условиях. Ступай, мошенник… и ты ответишь своей головой, если я тебя ещё раз застану подслушивающим у дверей.

– О! Госпожа маркиза хорошо знает…

– Но убирайся же!

– С почтением, госпожа маркиза.

Она сама захлопнула дверь перед его носом.

Ален, обратившись в статую, стоял на своем месте; позади него видно было, как трепетало шелковое платье на теле пленницы.

Монтеспан не дошла до них, а вскричала тем колким голосом, которого так боялись придворные льстецы, когда она их прорезывала своим пословичным жаром:

– A! mademoiselle де-Бовё, покажитесь же! Уж не думаете ли вы, что я вас не узнала?..

Да, это опять была Урания, и что ещё того хуже, что виною был кавалер, который, непременно желая в последний раз поцеловать её руку, не дал ей времени убежать!

– Ну, что же! да, madame, – сказала виноватая показываясь с решимостью, не лишенною достоинства: – Это я.

– Я в восхищении… – сказала обер-гофмейстерина: – То есть, я в восхищении от того, что это вы скорее, чем кто другая…

– Madame, – вступился Ален, – положение не равное, и вы нас подавляете.