Четыре дня в начале года тигра - [101]

Полуночный бой, завершивший дерби, — Братья Асистио против Монтано из Кавите — тоже был захватывающим; очень интересная скоротечная потасовка, в которой Асистио были на волосок от победы. К тому времени их счет был 3–1–1. Победи они в последней схватке, они бы разделили второе место с Д. О. Пласой (он завершил бои со счетом 4–1–1). Но петух Асистио до последней минуты держал всех в напряжении.

К тому времени самый неопытный из новичков уже на всю жизнь пристрастился бы к петушиным боям. По выражению Джорджа Аранеты, унаследовавшего эту страсть от отца и деда, — «впитал бы осмотически».

Но это неправильно.

Мы, филиппинцы, инстинктивно реагируем на клич: «На красного! На белого!»

Это у нас в крови от рождения.

АНДИНГ РОСЕС ИГРАЕТ ДЖЕЙМСА БОНДА

© 1977 by Nick Joaquin

Сначала воры позвонили Луису Монтилье, директору Комиссии по празднованию столетия Хосе Рисаля.

Голос в трубке сказал по-английски:

— Рукописи Рисаля у меня.

— Вот и чудно, — сказал Монтилья. — Поосторожнее с ними, малыш. А когда ты собираешься их вернуть?

— Мистер Монтилья, это не шутки. Дело серьезное.

— Я знаю, что серьезное.

— Мне нужно знать одно: вы хотите получить рукописи?

— Конечно, хочу. Я очень этого хочу.

— Вот и хорошо. Это все, что мне надо было знать. Я еще позвоню.

— Когда?

— Скоро. Отныне и впредь я буду представляться как мистер Рисаль.

Два дня спустя секретарь Монтильи сообщил ему, что на проводе некий мистер Рисаль. И снова голос и трубке не мешкая приступил к делу.

— За рукописи мы хотим получить сто тысяч песо.

— Но, малыш, откуда нам взять такие деньги?

— У правительства.

— Правительство заявило, что не даст для выкупа и и единого сентаво.

(15 декабря, через неделю после кражи, сотрудники Комиссии получили послание, составленное из вырезанных газетных заголовков: в нем содержалось требование уплатить полтора миллиона песо за возвращение рукописей; Комиссия объявила, что платить не будет.)

— Удивляюсь я тебе, — сказал Монтилья звонившему. — Как это ты, вроде образованный человек, и по-английски хорошо говоришь, а решил, что запугаешь правительство и оно выплатит вам выкуп?

— Тогда сами раскошеливайтесь.

— Послушай, парень, я почти всю жизнь на государственной службе, но до сих пор мне даже видеть не доводилось таких денег.

Препирательства продолжались несколько минут; потом звонивший предупредил Монтилью: полицию не уведомлять.

— А что я им могу сказать? Я не знаю, ни кто ты, ни где тебя искать. И вообще, мне вовсе не нужно, чтобы кого-то арестовали. Мне нужно только вернуть рукописи.

Через пару дней «мистер Рисаль» позвонил снова.

— Как насчет ста тысяч песо, мистер Монтилья?

— Даже если бы я мог собрать такую сумму, малыш, с чего мне этим заниматься? Я ведь и не уверен, что рукописи действительно у тебя. Откуда мне знать — вдруг это просто розыгрыш?

— Хорошо, я пошлю по почте кое-что хорошо вам знакомое. Но предупреждаю еще раз: ни слова полиции, иначе рукописи будут уничтожены.

В конце января Комиссия получила объемистый пакет, отправленный 26 января из почтового отделения форта Маккинли. Монтилья сразу же узнал содержимое — небольшую рамку и клочок бумаги. В этой рамке когда-то находилась поэма Рисаля, написанная им по случаю окончания коллегиума иезуитов; что до бумажки, то это была бирка с библиографическим описанием рукописи «Флибустьеров». Стекло рамки было разбито.

Вскоре по телефону снова раздался таинственный голос.

— Вы узнали, мистер Монтилья?

— Да, малыш.

— Ну?

— Я сам не могу принять решение. Но вот что я сделаю. Новый министр просвещения, мистер Алехандро Росес, сейчас является председателем нашей Комиссии. Я поговорю с ним, может быть, ему удастся убедить Комиссию изыскать деньги.

Несмотря на угрозы звонившего, Монтилья передал рамку в полицию, после чего отправился на встречу с министром просвещения Росесом.

Канатоходец

Алехандро Р. Росес всего около месяца как стал министром просвещения, и ему тут же пришлось совершать действия, явно не входящие в круг его обязанностей: он-то полагал, что должен присматривать за школами, а не выступать в роли частного детектива.

Это коренастый светлокожий человек с круглым лицом, темными глазами, усами-щеточкой и прической, как у мексиканцев времен Панчо Вильи. «Я причесываюсь так, чтобы скрыть лысину», — говорит он. Но даже и без этой прически он очень похож на латиноамериканца, и его изыскания в области культуры направлены на то, чтобы как-то умерить наше излишне американизированное сознание при помощи испанского и доиспанского наследия. Известен он как ведущий некогда знаменитой колонки в «Манила таймз» — «Росес и тернии», разысканиями и области филиппинской фиесты, трудами о сариманрк — волшебной птице из фольклора наших мусульман моро, а также художественной прозой — почти исключительно о петушиных боях. У него мягкие манеры и негромкий, чуть визгливый голос, но он показал, что смелость у него есть, и моральная и физическая. Смелость первого рода требовалась, чтобы пригласить такого поэта, как Хосе Гарсия Вилья, в Дальневосточный университет — а Росес сделал это; смелость второго рода понадобилась, чтобы пуститься за украденными рукописями Рисаля, чем Poсес и занялся, не подумав, с какими опасностями это сопряжено. Теперь же понадобятся и та и другая смелость, чтобы, совершив этот шаг, преодолеть все последствия подвига, который необъяснимым образом вызвал кое-где куда больше гнева и негодования, чем само похищение уже вызволенных рукописей.