Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви - [94]

Утро последнего звонка тянулось невыносимо долго. Она позволила одеть себя в новую с голыми плечами, белую с кружевным краем блузку, но юбку нацепила свою старую, обыкновенную, узкую, черную.

– Могла б в такой день и поэффектнее одеться, – перебирала наряды мама. – Хочешь мою, от белого костюма?

– И так сойдет.

Бабушка сидела перед дверью. Она не могла пойти в школу, но обязательно хотела проводить внучку:

– Ну, Машенька, вот уже почти что и дождались. А я прекрасно помню, как тебя в первый класс записывать не хотели. День рождения-то лишь двенадцатого ноября должен был быть. И ты на собеседовании чуть не провалилась. Мы с тобой на пару твой первый экзамен, считай, держали. Когда учительница показывает тебе тарелку, а в ней яблоки пластмассовые, груша, виноград, банан. «Как это все одним словом назвать?» – спрашивает. А ты молчишь. Потом другую тарелку, с морковкой из папье-маше, картошкой, огурцом каким-то… Я тебе шепчу, а ты лобик морщишь, а все молчишь. Учительница только руками разводит: рано, мол, еще в школу. Встали мы, и тут ты меня за юбку дергаешь: «Ба, вспомнила я, вспомнила! Муляж это называется…»

– Не, ба. Никаких воспоминаний…

– А как ты на первый свой звонок шла? И непременно хотела, чтоб с огромным белым бантом в косище. А денег на цветы в семье не было, и папа ездил к тетке на дачу, где она специально для тебя вырастила бордовые гладиолусы. Ты помнишь эти гладиолусы?

– Не-а. И этого ничего не помню. Помню только, что я в первый же день с Витькой Щербатым подралась. Он тогда еще не был щербатый. А гладиолусов не помню. Почему запоминается только какая-нибудь гадость?

– Это не так. Пройдет время, и ты будешь помнить только хорошее.

Год – четыре четверти, прожитые в московской школе. Новые друзья и новые проблемы. Новый опыт и новые ошибки. Первая любовь и первое разочарование.

И у Монмартика, и у Макса трояки по информатике в аттестате. Это при том, что ни у одного никогда не было текущих троек. У Макса, компьютерного гения, и четверок не могло быть. Эта новость облетела класс. Как в журнале появились злополучные двойки, долго гадать не требовалось. С тройкой им уже не присваивали квалификацию.

– Ну и плевать, – заявил Макс, останавливая Ингу, первое желание которой было идти искать правду. – Женьке эта бумажка – только если для туалета, а я и без нее уже на две фирмы работаю. Вот, не дай бог, Питерской золотую медаль бы снесли – за это стоило бы бороться.

Маша увидела папу, уединенно обсуждавшего что-то с Мамой-Олей. Она оставила Ингу и решительно сквозь толпящихся ребят и смешавшихся с ними первоклашек направилась к ним. Они замолчали, улыбаясь, при ее появлении. Но Маше показалось, что она ощущает тревогу, которая сохранилась, зависла в воздухе от их прерванного ею разговора.

– Ольга Николаевна, – произнесла она, не понижая голоса, – Скажите, а вы тоже в доле?

– Ты о чем, Маша?

– Маша, прекрати, – папа больно сжал ее руку выше локтя и вывел из переполненного выпускниками и родителями зала.

Мама-Оля догнала их на лестнице.

– Сергей Александрович, вы не могли бы оставить нас ненадолго одних?

Папа неуверенно посмотрел на обеих женщин:

– Но если она снова начнет хамить…

– Не беспокойтесь. Мы сами разберемся. Идем, Маша. Мама-Оля провела ее в класс и плотно закрыла за собой дверь. Она не заняла место за учительским столом, как во время классного часа, а села с ней за одну парту.

– Так что ты хотела спросить, Маша?

Маше было трудно повторить то, что она выпалила ей в глаза минуту назад.

– Вы знаете, что моя медаль покупная?

– Да, – Ольга Николаевна не отвела взгляда. – Да. Потому что они хотели, чтобы я тоже в этом участвовала. Даже больше – чтобы я все организовывала, раз я твой классный руководитель. Поскольку я отказалась, у меня и начались проблемы. Пойми, я вовсе не горжусь тем, что не участвую в этих интригах. Ведь я все равно не в состоянии что-либо изменить. Я не смогу тебя защитить даже ценой своей работы, за которую не держусь – ты знаешь. Так пусть они хотя бы не исковеркают твою жизнь. Деньги не такая уж смертельная цена за это. Для меня ты заработала эту медаль сама. И главное – так оно и есть. Иначе бы и проблема денег не встала. Я ответила на твой вопрос?

Маша кивнула. Ей было стыдно за себя.

– Как же вы можете здесь работать, Ольга Николаевна?

Мама-Оля улыбнулась:

– Порой я сама задаю себе этот вопрос. Наверное, ради тебя. И таких, как ты.

Они помолчали обе, каждая думая о своем. А может быть, об одном и том же.

– Можно откровенность за откровенность? – Мама-Оля снова посмотрела Маше не в глаза, а куда-то гораздо глубже, где хранятся ответы на самые сокровенные вопросы.

Маша промолчала. Но это было молчаливое согласие.

– Зачем ты мучаешь Женю?

– Я? – Маша вся вспыхнула.

– Да, ты.

– Потому что он меня разлюбил. Он меня бросил. Я ему больше не нужна. Он поигрался мной, и я ему надоела.

– Ты сама не веришь в то, что сейчас говоришь.

Маша опустила глаза, разглядывая сердечные надписи, выцарапанные на парте.

– Мне трудно помочь вам. Дети никогда не слушают взрослых. Никто не учится на чужих ошибках, почему-то – только на своих, да и то не все, а самые умные. Иначе я бы рассказала тебе про молодого человека, который был когда-то в меня влюблен. Молодой человек… – Мама-Оля сама усмехнулась своему определению. – Ему было столько же, сколько Жене сейчас. А я была старше его на семь лет. И это был первый выпускной класс, который я вела только-только после института. В вашем возрасте все влюбляются без оглядки на то, кто старше, кто моложе. Это позже люди начинают подбирать пары по рангу. А любовь никого не подбирает. Он изводил меня. Он не учил уроки, а бренчал на гитаре под моими окнами, пока соседи не обливали его из таза холодной водой. Он не давал мне прохода. А я не позволила признаться себе, что он мне нравится. Ведь я была старше и, в отличие от него, понимала, что такое разница в возрасте. А потом он забрался ко мне на балкон через крышу. Я жила на последнем, пятом этаже. Он попал прямо в спальню. И я тогда отчитала его… перед всем классом. Я так объяснила ему, что он должен выбросить эти глупости из головы, что он в тот же день напился и ушел с какими-то уличными девками. Я разыскала его и вытащила от них. А ведь он когда-то был правильный, знаешь, такой положительный во всем мальчик. Потом родители его обвинили меня в сексуальной распущенности и его совращении. Из той первой школы мне пришлось уйти. Парня этого я потом встретила. Он опустился. Спился, его было не узнать…