Четверый - [6]

Четвертый женится на Марии. Отсюда начинается тема многоженца-развратника. Поскольку само число жен Четвертого, к тому же довольно размытое, не способно уронить глухую тень развращенности, сбоку — благодаря информированности Курбского — проклевывается тема извращенности. И все это в красках, в красках. Не раз упоминавшийся благородный англичанин Джером Горсей, знавший царя лично, с голубыми глазами цитирует рассказы Четвертого о том, как тот растлил тысячу дев, а тысячи своих детей сам же убил.

Действительно, вокруг Четвертого мрут многие. Как жены мрут, так и дети: Анна, Мария, два Дмитрия, Василий, Иван, Евдокия.

Но уж старшего — Ивана — Четвертый убил лично, факт известный. Кто сомневается, может в Третьяковке посмотреть картину Репина.

И псковский разгневанный летописец сообщает: «Лета 7089 государь царь и великий князь Иван Васильевич сына своего большаго, царевича князя Ивана Ивановича, мудрым смыслом и благодатью сияющаго, аки несозрелый грезн дебелым воздухом оттресе и от ветви жития отторгну осном своим, о нем же глаголаху, яко от отца ему болезнь, и от болезни же и смерть». В пышной сей метафоре царевич уподоблен незрелому плоду, который стряхнул мощный порыв ветра. Говорили, сообщает уже простым языком летописец, что отец был причиной смертельной болезни царевича. И только.

Но в другой псковской летописи, правда тоже со ссылкой на слух, есть четкая фраза о том, что «сына своего царевича Ивана того ради остнем поколол, что ему учал говорити о выручении града Пскова». Из сказанного, впрочем, все равно не следует факт убийства, да и сам источник этот несколько подмочен крокодилами, поедающими людей: «Того же лета изыдоша коркодили лютии зверии из реки и путь затвориша, людей много поядоша, и ужасошася людие, и молиша Бога по всей земли; и паки сопряташася, а иних избиша. Того же году преставися царевич Иван Иванович». И если тема крокодилов остается под вопросом, то по поводу царевича вопросов нет: царевич не интересовался ни внешней, ни внутренней политикой. Мысль о государственной власти была для него в тягость.

В иных источниках о насильственной смерти царевича — ни буквы.

Впрочем, версию убийства подтверждает Антоний Посевин, иностранец. А иностранец, как известно, молчать в угоду или подобострастно врать не станет. Только у него убийство происходит из-за невестки. Но московский летописец о такой семейной неприязни даже не упоминает, скорее наоборот: «Царица Елена Иванова дочь Васильевича Шереметева, после царевича пострижена в Новом монастыре, во иноцех Леонида, и государь дал ей в вотчину город Лух да волость Ставрову». То, что Елена Иванова пострижена в монахини, с капризами царя не связано — экс-царевна по закону не могла уже стать женой простого смертного.

Поскольку история с невесткой обнаруживает полное незнание регламента и уклада дворцовой жизни, Посевин меняет «бытовую» версию на более весомую, «политическую». Снова описываются и царский гнев, и криминальные детали. Неувязка только с местом действия. Пискаревский летописец: «…преставление царевича Ивана Ивановича в слободе Александрове». То есть умер царевич в Александровской слободе, до которой два дня езды, а Четвертый был в Москве. Да и сам Посевин приехал в Москву, когда царевич был уж несколько месяцев как похоронен.

Но какой смысл уважаемому иностранцу, ни с Ганзой, ни с прочей торговлей вроде бы не связанному, ретранслировать злобные слухи?

…В последней трети XVI века Римско-католическая церковь начинает проводить активную политику изменения культурного и национального самоопределения русских под политическим контролем Речи Посполитой, то есть Польши. И ключевой фигурой в этой истории является как раз Антоний Посевин, который уполномочен вести переговоры на высшем уровне между Речью Посполитой и Москвой в 1581–1582 гг.

Однажды этот иезуит, наблюдая службу в Успенском соборе, аж выбежал из храма, «убоявшись потерять свою веру». Более уравновешенный Джон Гарсей, отмечая способность московского царя вместе с семьей — зачастую на коленях и по четыре раза в день — отстаивать службу, делает чисто английское умозаключение: о явных признаках слабоумия представителей русской монархии.

(Вообще с тех пор в европейской трактовке все русские цари делятся лишь на две категории: кровопийцы и слабоумные).

И вот, убедившись, что Москву нельзя соединить с латинством, Посевин меняет стратегию: сначала надлежит обратить в унию Русь Литовскую, присоединить к унии Новгород и Псков, а затем уже через нее вовлечь и Русь Московскую. И Посевин разрабатывает изящный идеологический ход: оспорить у русского царя титул «всея Руси», поскольку Белая и Червонная Русь — во владениях польского короля. Посевин проводит миссию по расколу духовного единства русских. Идея состоит в том, чтобы против православного государства использовать создание народов-адептов, лояльных к Риму и Польше. С этого времени, кстати, и начинается полонизация русских, а также русского языка на Украине. Главным же препятствием в осуществлении проектов откровенного шпиона Посевина является русский царь. Так что смерть русского царевича очень даже можно использовать.