Четвертый звонок - [4]
Это случилось абсолютно неожиданно. Евгения Николаевна, терпеливая и участливая, сидела в кресле на полутемной сцене, Зигмунд, не ожидая от меня ничего хорошего, вяло скомандовал:
— Ну что, Мариша, поехали…
Я взяла подсвечник с зажженной свечой и на цыпочках пошла легонько из кулис — по диагонали, как мне велели — через всю сцену… Я так устала нервничать, что пошла больше механически, ни о чем не думая, и неожиданно испугалась и вздрогнула, остановилась и оглянулась, как бывает, когда на тебя кто-то смотрит. Из кресла за мной внимательно следила Евгения Николаевна… И вот когда я вздрогнула, замерла, а потом испуганно оглянулась, из пустого зала раздалось мягкое, приглушенное:
— Вот!
Это, стараясь не испугать, сказал Зигмунд. И тихое-тихое одобрительное, ласковое Татьяны Григорьевны:
— Да…
Я поняла, что это мне. И, оправдываясь перед няней, что вот я брожу ночью по дому в одном капоте и меня застали врасплох, объяснила ей:
— Ээээ… Так это… Не спится… няня.
Евгения Николаевна сочувственно покачала головой.
— Тут… это… тут так душно.
Евгения Николаевна согласно кивнула. —
— кинулась я к креслу Евгении Николаевны, пала на колени и, заламывая руки, взвыла, стараясь погромче, чтобы Зигмунд не спрашивал Татьяну Григорьевну: «Что она говорит?»
Зигмунд громко захлопал в ладоши, то ли аплодировал, то ли давал понять, что репетиция этой сцены окончена, и, обратясь к Степановой, как будто точку поставил, разводя руками:
— Ну что ж, не все сразу.
Позже я стала приставать к Татьяне Григорьевне (Зигмунда я побаивалась). Я приставала, выясняя, почему такая у нас свободная интерпретация великого Александра Сергеевича? Наша учительница литературы снижала оценку даже в тех случаях, если в цитате из «Евгения Онегина» кто-то пропускал запятую или писал лишнюю. Почему я сама выхожу к няне, а не она приходит ко мне в комнату, допытывалась я. Там ведь сказано: «Открой окно да сядь ко мне…» Почему у Пушкина «…шептала снова старушке с горестью она», а мне приходится орать: «Оставь меня, я влюблена»?
— Во-первых, — нетерпеливо говорила Татьяна Григорьевна, как будто я просила объяснить очевидные вещи, — законы сцены предполагают специальный, те-а-траль-ный шепот, а он достаточно громкий, чтобы его услышали. Во-вторых, когда ты пытаешься шептать… то шепчешь зло-ве-ще! Как шпион на задании. Ну или орешь на зал, подозревая, будто именно там сидит кто-то, кто мешает… твоему счастию.
Но эти вот уже тогда обожаемые мной подлецы, Степанова и Зигмунд, Таня и Зима, не стали посвящать меня в теорию и практику сценического мастерства. Они кинули меня в воду как щенка и сказали:
— Ну, давай.
И по-прежнему редко душа моя взмывала от счастья к колосникам, когда вдруг во время репетиции из зала вдруг раздавалось ласковое: «Вот…» или радостное: «Да!»
И все-таки как случилось, что Татьяна Григорьевна, Таня Степанова, позвала именно меня?
Принято, что отличницы всегда хорошо читают стихи. Их, отличников этих, учителя выбирали для участия в приветствиях всяких съездов, конференций и давали этим детям «слова». Выбирали так: заводили в пионерскую комнату или пустой класс и требовали, а ну давай, расскажи стишок. И предупреждали, только громко и с выражением. С выражением, то есть подвывая и ритмично педалируя голосом. И если завучу нравилось, как ты вопишь с выражением, тебе давали «слова». Столбик или даже два столбика из разрезанного на фрагменты листка.
В день выступления все было торжественно и очень серьезно. Детей наряжали в красивое, и они сначала маршировали в затылочек через зрительный зал, подымаясь на сцену, а потом каждый читал свой стишок, свои «слова». Причем для чтения стишков про партию декламаторов утверждали особо: дочку секретаря райкома, сына председателя исполкома. Им, бедным, приходилось заучивать громоздкие стихи, где звонкими голосками и чистыми красивыми юными личиками они сглаживали анекдотичные рифмы «двадцать пятый компартии съезд» с «кто не работает, тот не ест». Как сейчас помню, я долго не могла поверить, что это вообще можно читать на людях. Но мне всегда хотелось участвовать в приветствиях, потому что в класс во время урока вдруг вламывалась пионервожатая Нина Ивановна и уводила их, этих вот избранных, в неведомое и прекрасное безурочье. Уводила в пионерскую комнату маршировать под барабан и повторять «слова». И все остальные ученики класса провожали завистливыми взглядами счастливчиков, на которых пал выбор. Ну кто бы не согласился ради этого выучить парочку бессмысленных строчек?
Поэтому, когда наконец во втором классе выбор пал на меня и я была приглашена в пионерскую комнату, где стояли флажки, горны и барабаны, «рассказать стишок, только громко», я уж постаралась. Я орала так, что в двери стали совать свои любопытные головы все кому не лень, чтобы посмотреть, кого бьют.
Меня взяли приветствовать комсомольскую конференцию, там я лихо отбарабанила про достойную красногалстучную смену, и пошло-поехало. Я пополнила ряды школьных декламаторов и стала легитимно прогуливать уроки.
Многие из тех, кому повезло раньше вас прочесть эту удивительную повесть Марианны Гончаровой о Лизе Бернадской, говорят, что не раз всплакнули над ней. Но это не были слезы жалости, хотя жизнь к Лизе и в самом деле не всегда справедлива. Скорее всего, это те очистительные слезы, которые случаются от счастья взаимопонимания, сочувствия, нежности, любви. В душе Лизы такая теплая магия, такая истинная открытость и дружелюбие, что за время своей борьбы с недугом она меняет жизнь всех, кто ее окружает. Есть в повести, конечно, и первая любовь, и ревность, и зависть подруг, и интриги, и вдруг вспыхивающее в юных душах счастливейшее чувство свободы. Но не только слезы, а еще и неудержимый смех вызывает у читателей проза Гончаровой.
Если чудеса не послать специальным рейсом, в дороге они могут заблудиться и даже потеряться, испортиться или просто попасть совершенно не по адресу. А если чудо произойдет не с тем человеком, будет ли оно чудом?Марианна Гончарова написала книгу маленьких историй, полных уютного очарования. Самые печальные обстоятельства – не помеха для счастливых финалов, а нынешние горести – повод ждать будущих радостей. Только так и никак иначе!
Сюжеты Марианны Гончаровой, со всеми их нелепостями, случайностями и невероятным обаянием, выхвачены из воздуха, из садов и полей, из улиц и переулков небольшого городка. Герои – вроде бы самые обычные люди: вот интеллигентный и немного застенчивый дантист, вот влюбленная юная красавица, вот веселые попутчики, вот отважные воздухоплаватели, вот особенные дети, знающие и понимающие гораздо больше, чем мы предполагаем, вот рыцари и пасечники, неугомонные жулики и волшебники. Истории их жизни рассказаны с неизменным юмором и симпатией, и кажется, будто мы, читатели, знакомы с каждым из них с самого детства.
Они живут рядом с нами, ловят наш взгляд, подсовывают мягкие уши под нашу руку. Ну да – пара изгрызенных туфель. Но что такое пара каких-то бездушных туфель по сравнению с теплой головой на твоих коленях, с их мягкими лапами и теплым пузом! Что пара разбитых чашек или опрокинутых горшков с цветами по сравнению с торопливым топотом и радостными взлаями и взмявами, когда вы еще идете по лестнице, когда всего лишь гремите ключами, когда только входите в прихожую! Впрочем, эта книга не только о них, наших усатых, хвостатых и пернатых.
Автобус жизни писательницы Марианны Гончаровой не имеет строгого расписания. Он может поехать в любом направлении, даже заблудиться. Вообще маршруты воображения Гончаровой весьма причудливы и фантастичны. Она видит из окна своего автобуса гораздо больше, а зачастую и не совсем то, что видят другие пассажиры. Но с ее помощью они оказываются в удивительных и неповторимых жизненных ситуациях, из которых тем не менее всегда есть выход и всегда можно выбраться на дорогу, ведущую к дому.Читатели Гончаровой нередко чувствуют себя ее счастливыми спутниками, которым повезло ехать с ней вместе.
Куда ведут дороги, которые мы выбираем? Эти широкие автобаны, узкие тропинки, воздушные коридоры или рельсы в два ряда? А может, и знать об этом не нужно? Ведь путь сам по себе – уже подарок судьбы. Поскольку жизнь и есть дорога. И все, кто на ней встречается, – наши попутчики. Даже если нам с ними и не совсем по пути…В новой книге Марианны Гончаровой – удивительные встречи, подаренные ей дорогой, – с разными людьми, городами и странами. И простая мысль: если ты отправляешься в путь с добрыми намерениями, то путь этот будет счастливым…И тебе счастливого пути, читатель!..
Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.
Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.